Публикация: Деятельная любовь к ближним угоднее Богу, чем самые трудные аскетические подвиги

Почти весь XX век Русская Церковь претерпевала гонения, оставив в своей истории память о многих мучениках и исповедниках. Один из них — митрополит Алма-­Атинский и Казахстанский Николай. Дни памяти священноисповедника Николая отмечают 12/25 октября, а также в первое воскресенье после 25 января. Статья опубликована в «Журнале Московской Патриархии» (№ 2, 2025, PDF-версия).

Происхождение. Выбор жизненного пути

В статье, посвященной годовщине со дня кончины митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Николая (в миру Феодосия Никифоровича Могилевского), ближайший сотрудник последних лет жизни иерарха архимандрит Исаакий (Виноградов) писал: архипастырь «любил вспоминать, что он родился в первый день Светлой Пасхи, под радостный звон колоколов и под торжественное пасхальное пение»[1]. Пасха в 1877 году была 27 марта[2]. Соответственно, именно эта дата и указывается в биографических статьях о митрополите Николае[3]. Некоторые еще переводят эту дату на новый стиль как 9 апреля[4] (на самом деле 8 апреля)[5]. Однако в аттестате об окончании Екатеринославской духовной семинарии дата его рождения указана 6 апреля 1877 года[6]. В выданном в 1877 году аттестате об окончании семинарии Феодосий Могилевский назван «сыном священника села Хорошево Верхнеднепровского уезда Екатеринославской губернии»[7]. «Отец владыки Николая к концу жизни дослужился до звания протоиерея»[8], но и дед его был священником, и только прадед дьячком (псаломщиком)[9]. То есть митрополит Николай происходил из потомственной священнической семьи. У его родителей — протоиерея Никифора (на момент рождения будущего иерарха — псаломщика) и Марии Могилевских — было много детей, всех их они вырастили и воспитали, несмотря на материальные трудности[10].

Семья оказала решающее влияние на формирование личности будущего архипастыря. Это не только унаследованные от отца любовь к пению и церковному богослужению; не только пример матери, про которую митрополит Николай говорил «мама сама любовь». Это и рассказы бабушки о житиях святых, когда маленькому Феодосию казалось, что «не бабушка, а сами святые рассказывают о своей жизни». Это и пример деда-священника, который был настоящим отцом для своей паствы; и рассказы о прадеде — дьячке.

После окончания Екатеринославского духовного училища, в августе 1891 года Феодосий Могилевский поступил в Екатеринославскую духовную семинарию, которую окончил в ­июне 1908 года.

15 марта 1898 года состоялась хиротесия Ф.Н. Могилевского в чтеца, как написано в аттестате — «посвящен в стихарь»[11].

После непродолжительного периода служения псаломщиком с 1898 по 1903 год Феодосий Никифорович Могилевский работал учителем во второклассной церковно-приходской школе[12]. В это время в нем «окрепло желание поступить в монастырь»[13]. 10 февраля 1904 года он стал послушником в Ниловой Столобенской в честь Богоявления мужской пустыни на озере Селигер в Тверской епархии. 6 декабря 1904 года принял монашеский постриг с именем Николай. 27 мая 1905 года рукоположен в Богоявленском храме Ниловой пустыни Тверским архиепископом Николаем (Налимовым; † 1914) во диакона, 9 октября того же года Старицким епископом Александром (Головиным; † 1916) в Твери — во иерея[14]. В 1906 году был утвержден благочинным Ниловой пустыни[15]. В июле 1909 года принимал от нее участие в монашеском съезде, проходившем в Троице-Сергиевой лавре, хотя и был в это время студентом Московской духовной академии[16]. «Из монастыря он никуда не стремился, но наместник пустыни в 1907 году благословил поступить в Московскую духовную академию»[17].

В Московской духовной академии

14 августа 1907 года иеромонах Ниловой пустыни Тверской епархии Николай (Могилевский) обратился с прошением к ректору Московской духовной академии епископу Евдокиму (Мещерскому; † 1935), в котором, в частности, писал: «Прошу… допустить меня до проверочного испытания для поступления в вверенную Вашему блюстительству Московскую Духовную Академию и, если по испытании найдете возможным, зачислить меня в число студентов вышеименованной Академии»[18].

21 сентября 1907 года Тверская духовная консистория направила в совет Московской духовной академии уведомление о том, что «иеромонах Ниловой пустыни Николай (Могилевский) за поступлением в число студентов Московской Духовной Академии из списка служащих Тверской епархии исключен»[19].

В 1911 году иеромонах Николай окончил Московскую духовную академию. 21 июня того же года он был утвержден в степени кандидата богословия священномучеником Владимиром (Богоявленским; † 1918), митрополитом Московским и Коломенским, «с предоставлением ему права преподавания в семинарии и при искании степени магистра не держать нового устного испытания»[20]. 1 августа того же года он был назначен на должность помощника инспектора МДА[21].

В 1907 году иеромонах Николай (Могилевский) был награжден набедренником, в 1911 году наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым[22].

«Учение аскетов о страстях»

В 1911 году иеромонаху Николаю была присвоена ученая степень кандидата богословия за работу «Учение аскетов о страстях»[23], которую он защитил в Московской духовной академии. Эта диссертация хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки[24]. Предваряя свое сочинение, иеромонах Николай достаточно откровенно писал: «К вопросу о страстях можно было бы подойти с точки зрения научной психологии. <...> Подходить с указанной точки зрения к вопросу автор не мог бы и потому, что он имеет смелость сознаться в весьма узком и недостаточном знакомстве с психологией. <...> Мы не задаемся научными целями, задача наша проще и конкретнее: по­учиться у отцов аскетов в целях назидания столь жизненному вопросу»[25].

На самом деле, позиция автора диссертации была отнюдь не «антинаучной», как сказали бы теперь, а выражалась в констатации невозможности плодотворного для церковного исследователя анализа святоотеческого наследия грубоватыми инструментами позитивистско-материалистической психологии того времени[26].

В условиях, когда многие профессора духовной академии увлеклись модными протестантскими теориями, ректор — епископ Федор (Поздеевский), — не имея возможности их заменить, опирался на таких людей, как священник Павел Флоренский, про которого говорили, что он «декадент и символист», а ректор, защищая его, заявлял, что это «почти единственный верующий человек во всей академии»[27]; или как иеромонах Николай (Могилевский), которого легко было обвинить в ненаучности, но про которого епископ Феодор писал, что «это человек, каких мало, и, конечно, я употреблю все силы, чтобы он попал на кафедру»[28]. Судя, по сохранившимся письмам отца Павла Флоренского, и у него были добрые отношения с иеромонахом Николаем[29].

Необходимо добавить, что иеромонах Николай не отрицал возможности существования христианской психологии в принципе, но не видел ее наличия в современности. Как он писал в завершении вводной части своего исследования, со ссылкой на святителя Феофана Затворника[30]: «"Самым пригодным пособием" в нашей работе "могла бы служить христианская психология", но высказавший обще это суждение преосвященный Феофан за неимением ее вынужден был довольствоваться своими о душевных явлениях понятиями, при указаниях отцов-подвижников — примеру отечественного писателя-аскета постараемся последовать и мы»[31].

Интересно и то, как иеромонах Николай формулировал задачи своего исследования: «пользуясь наиболее выразительными суждениями отцов аскетов 1) присмотреться к источнику, откуда исходят страсти, 2) определить их происхождение, 3) выяснить процесс их образования вообще и в отдельности каждой — это во-первых, а во-вторых, стараясь установить отношение страсти к норме идеальной природы человека, мы вполне естественно обращаемся к вопросу о возвращении человека в это нормальное состояние — к вопросу о борьбе со страстями»[32]. «В творениях отцов-аскетов иеромонах Николай выявляет их учение о грехах, страстях и борьбе с ними»[33].

Уже вскоре после защиты эта, казалось бы, компилятивная работа вызвала живой интерес. В 1912-1915 годах она в переработанном виде была опубликована в форме отдельных статей в выходившем в Москве ежемесячном церковно-общественном журнале «Голос Церкви»[34]. В 1914 году работа вышла в Москве, в печатне А.И. Снегиревой[35]. Спустя больше века, в 2017 году, статьи, опубликованные в «Голосе Церкви», были изданы отдельной книгой издательством «Отчий дом» в Москве под названием «Не поклонимся греху. Святоотеческое учение о борьбе со страстями»[36]. По мнению издателей, «многие учители христианской жизни, отцы Церкви, оставили нам свидетельства своего духовного опыта. <...> Но еще не было такой работы, которая в сжатой форме обобщила бы все сказанное, научила современного человека практически владеть собой для выполнения воли Божией. Труд иеромонаха Николая (Могилевского), впоследствии митрополита <...> восполняет этот пробел»[37].

В нем автор, в частности, писал, что «…пороки побеждаются противоположными добродетелями, и искоренение порока есть не что иное, как насаждение добродетели, и совершается только под этим условием»[38]. При этом прошедший полный испытаний жизненный путь архипастырь, хорошо знающий теорию и практику православной аскетики, впоследствии учил, что «деятельная любовь к ближним угоднее Богу, чем самые трудные аскетические подвиги»[39].

В чем причина того, что и спустя более чем столетие с момента написания кандидатская работа владыки Николая остается востребованной? Вероятно, дело в том, что ему удалось в других исторических условиях восприять и осмыслить опыт христианских аскетов, живших совсем в иную эпоху.

Путь служения и исповедничества

10 декабря 1912 года иеромонах Николай (Могилевский) был назначен инспектором Полтавской духовной семинарии с возведением в сан игумена. 4 апреля 1915 года был переведен инспектором в Черниговскую духовную семинарию. 10 октября 1916 года получил назначение заведовать Иркутской церковно-учительской семинарией и одновременно стал настоятелем Князь-Владимирского монастыря, при котором она размещалась, с возведением в сан архимандрита. 12 июня 1917 года стал первым ректором Черниговской духовной семинарии, был настоятелем Елецкого Успенского монастыря в Чернигове. 26 октября 1919 года был рукоположен во епископа Стародубского, викария Черниговской епархии. Хиротонию совершили в Чернигове Черниговский и Нежинский епископ Пахомий (Кедров; † 1937) и его викарий Новгород-Северский епископ Иоанн (Доброславин; † 1937).

19 августа 1923 года Патриархом Московским и всея Руси Тихоном был назначен епископом Каширским, викарием Тульской епархии. С 1 ноября того же года временно управлял Тульской епархией, пребывая по-прежнему в Москве. С 16 апреля по 21 мая 1924 года был арестован, находился в заключении в Бутырской тюрьме. 8 мая 1925 года вновь был арестован, приговорен к году исправительных работ, но, видимо, освобожден от наказания. С июня 1926 года некоторое время пребывал на покое в Ниловой пустыни.

16 сентября 1927 года заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) назначил его епископом Брянским и Севским. Во время массового закрытия храмов и сдачи на лом церковных колоколов в апреле 1931 года подал прошение об увольнении на покой[40].

Особым совещанием при НКВД СССР 7 декабря 1932 года был осужден по ст. 58-10, ч. 2, 58-11 УК РСФСР как «руководитель и организатор контрреволюционных групп церковно-монархической организации "Ревнители Церкви" в Орле» на пять лет концлагерей[41]. Владыка впоследствии вспоминал, что следователь сказал ему, что архиерею дадут пять лет за то, что «его проповеди имеют слишком большое значение для народа».

После освобождения в 1937 году не получил назначения на служение, проживал в Егорьевске и Киржаче Московской области, имея возможность приезжать в Москву для выполнения поручений митрополита Сергия (Страгородского) и совершения богослужений в московских храмах. В 1941 году епископ Николай был возведен в сан архиепископа. 27 июня 1941 года был вновь арестован по обвинению в «возобновлении антисоветской деятельности». Особым совещанием при НКВД СССР 25 августа 1941 года был осужден по ст. 58-10, ч. 1, 58-11 УК РСФСР и приговорен к ссылке в Казахстан сроком на пять лет, считая срок с 27 июня 1941 года[42].

В октябре 1943 года Патриарх Сергий направил председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР Г.Г. Карпову письмо, в котором просил об освобождении из заключения ряда иерархов, среди которых был назван и архиепископ Николай (Могилевский)[43]. Однако досрочное освобождение владыки Николая состоялось только 19 мая 1945 года, а объявили ему об этом еще через месяц — 18 июня[44].

Владыка Николай очень серьезно относился ко всем священнослужителям, которых рукополагал, поддерживал переписку с теми из них, с кем в силу жизненных обстоятельств, оказался в разных местах, наставлял, переживал за них[45]. Сохранилась часть его писем к служившему в Латвии протоиерею Иоанну Дубакину († 1968), которого владыка Николай знал по его служению настоятелем Михайловского храма в Орле, когда сам он управлял Орловской епархией. Заключение и ссылки разлучили их; в 1945 году архиепископ Николай сам нашел священника, и их переписка продолжалась до самой кончины святителя[46]. В ней содержится много интересной информации о жизни архипастыря, его устремлениях, взглядах.

Очень образно и даже поэтично архиерей повествовал в письме, которое, предположительно, могло быть подвергнуто перлюстрации, о своих жизненных испытаниях: «С 27 июля 1932 года я был отправлен в «командировку» в Воронеж, где пробыл девять месяцев. После отбыл в г. Темники, Алатырь Чувашской республики, Саров и так пропутешествовал пять лет. С 1937 по 1941 год проживал около Москвы. Часто и подолгу проживал у почившего Патриарха Сергия, пользуясь его отеческой лаской и помогая ему. С 27 июня 1941 года начальство нашло нужным послать меня в Саратов на шесть месяцев, затем в Актюбинск на три месяца и, наконец, в Челкар, с его сыпучими песками, горячими ветрами, трескучими морозами зимой и зноем летом. Ни деревца, ни кустика, ни травки приятной…»[47]

Святитель Казахстана

Широко известна история о том, как сосланный в Казахстан архиерей, переведенный в 1942 году в город Челкар «на вольное проживание», первый год ссылки жил в коровнике, нищенствовал, страдал от недоедания и болезней, пока его после пребывания в больнице не приютил местный мусульманин-татарин, который рассказал владыке: «Бог сказал мне, что надо тебе помогать, надо спасать твою жизнь»[48]. С 1943 года у архипастыря появилась возможность служить иерейским чином сначала в жилищах у верующих, потом в организованном Вознесенском молитвенном доме.

К концу 1930-х годов в Казахстане не осталось ни одного действующего православного храма, священники тайно совершали Литургию в частных домах. В 1937 году был закрыт и последний обновленческий храм Алма-Аты[49].

В информационном докладе от 20 мая 1944 года первый уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Казахской ССР В.В. Грязных писал, что в Казахстане «действует два храма (Петропавловск и Уральск), скоро откроется в Акмолинске»[50]. Обязанности уполномоченных по областям Казахской ССР были возложены по совместительству на заместителей председателей облисполкомов[51]. Интересно, что именно уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви поднял вопрос о необходимости восстановления епархиальной жизни в Казахстане: «В связи с увеличением числа действующих церквей и приходов по Казахстану, прошу Совет по делам РПЦ рассмотреть вопрос и поставить перед патриархом о необходимости организации в Казахстане самостоятельной епархии и направить для этих целей епископа»[52]. Наверное, в том числе и поэтому уже в 1945 году был назначен новый уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК Казахской ССР — С.Р. Вохменин[53], который проработал в этой должности много лет.

Постановлением Священного Синода от 5 июля 1945 года было решено «епископом Алма-Атинским и Казахстанским назначить Преосвященного архиепископа Николая (Могилевского), до сих пор пребывающего на покое и проживающего в городе Челкар, и предложить Преосвященному Алма-Атинскому архиепископу Николаю поручить точно установить границы своей епархии путем переписи с епископами Ташкентским, Новосибирским и Свердловским, с донесением о сем Священному Синоду»[54]. Но в Алма-Ату святитель прибыл лишь в начале ноября 1945 года[55]. Им был создан Епархиальный совет, в который вошли протоиереи Анатолий Синицын(† 1975?), Михаил Серебряков († 1971) и Николай Стояно[56].

Обновленцы всегда быстро реагировали на перемены в государственной политике в отношении религии. Почувствовав, что они стали государству не нужны, многие из них вернулись в Православную Церковь, при этом некоторым удалось занять в ней значимые посты. Так, в начале 1940-х годов в Джамбуле проживал обновленческий «архиепископ» Анатолий Синицын, который в 1943 году стал именоваться Алма-Атинским и Казахстанским, а в декабре 1943 года получил назначение временно управлять и обновленческой Ташкентской епархией. Видя, что власть больше не поддерживает обновленчество, вернулся в Русскую Православную Церковь через покаяние как мирянин. В ближайшие дни после этого состоялись его диаконская, а затем священническая хиротонии, и протоиерей Анатолий Синицын много лет был секретарем Алма-Атинского епархиального управления, в том числе в продолжение всего времени служения владыки Николая (Могилевского) управляющим епархией.

К Казахстану владыка Николай привыкал постепенно. Летом 1945 года он писал ­протоиерею Иоанну Дубакину: «А все же милая родина грезится мне… К ней моя мысль, все мое сердце, хочется снова, как когда-то, послужить ей — здесь не то: там ширь, простор, нивы…»[57] А через месяц писал ему еще более прямо: «В мае… я получил частное извещение о состоявшемся в Синоде назначении меня в Алма-Ату (столицу Казахстана). <...> Здесь произошло другое: 18 июня мне объявили об освобождении. Теперь вполне возможным стало мое назначение и в Россию. Узнав о возвращении Патриарха, я послал ему письменную просьбу об устроении меня в России. И теперь жду его решения, а через него Божия мне определения»[58].

Получив же официальное назначение, архиерей писал об определенном ему месте служения уже совсем по-другому: «Указом Патриарха от 5.VII.45 г. я назначен в Алма-Ату с титулом "Алма-Атинский и Казахстанский" — в город зелени, фруктов, столицу всего Казахстана. Слово "столица" смущало мой немощный дух, я просился в маленький городок родной матушки-­России, но Господу, видится, угодно увеличить тяжесть архиерейского омофора. Буди тако, яко изволися!»[59]

19 января 1947 года архиерей сообщал: «…Я приобрел для себя скромный домик. В Россию двигаться уже нет желания, люди и здесь хорошие; окружают заботами, любовью <...> Освящение "хижины дяди Тома", сиречь моей, состоялось 12.XII.46 года <...> От моей резиденции домик находится в пяти минутах ходьбы. В канцелярию хожу пешочком — близко и удобно!»[60]

У открывавшихся приходов были проблемы с церковной утварью, облачениями для священнослужителей, богослужебными книгами. В то же время в ряде случаев «на местах по госархивам, клубам, театрам вышеуказанное имелось без всякого использования»[61]. Одним из первых обращений архиепископа Николая к уже упоминавшемуся С.Р. Вохменину была просьба оказать содействие в возвращении приходам того, что необходимо для организации богослужений[62].

Имели место случаи, когда священнослужители и прихожане пытались практическими действиями показать, что они активно включены в «земные» проблемы советского общества: так, в 1946 году священник села Осокаровка Карагандинской области Иоанн Федоров после праздничного богослужения с прихожанами вышел в поле, где, помогая местному колхозу, они убрали 32 гектара зерновых. Священник села Стрельниковка Северо-Казахстанской области Смутнев вместе с прихожанами «много дней» работал на токах по обмолоту хлеба[63].

На 1 января 1946 года в Алма-Атинской епархии было 13 зарегистрированных приходов[64]. На первом этапе имела место правовая неурегулированность существования новых православных общин, о чем архиепископ Николай сообщал Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I: «На 1 января 1946 года по Казахстанской епархии числится действующих приходов 68 и служащего в них духовенства 89 человек. Необходимо отметить, что официально зарегистрированных приходов из общего количества имеется не более 15, а в остальных приходах службы совершаются со словесного или письменного разрешения местных властей»[65]. ­Архиерей также сообщал, что «много по епархии рассеяно монашествующих лиц, сведения о которых собираются»[66].

Быстрое заполнение появившихся в связи с открытием приходов вакансий священно­служителей объясняется тем, что возможность вернуться к церковной службе на первом этапе начавшихся в 1943 году перемен в государственной религиозной политике получили представители ссыльного духовенства и вынужденно (в связи с закрытием храмов) вышедшего за штат[67]. В 1953 году 53 (из 91) действующих священнослужителя в Казахской ССР имели в прошлом судимость по политическим статьям[68].

В 1946 году было зарегистрировано еще 20 приходов[69], а к 25 июня 1947 года число зарегистрированных приходов выросло до 44[70].

На первом этапе условной «религиозной свободы» сложности во взаимоотношениях православных в Казахстане были не только с атеистами, но и с баптистами. Двадцатого января 1948 года архиепископ Николай писал уполномоченному С.Р. Вохменину о случаях хулиганских выходок с их стороны, когда они приходили в православные храмы во время богослужений, оскорбляя чувства верующих, называя «иконы — идолами, распятие — виселицей, богослужение — комедией»[71]. Такт архиерея помогал избегать дальнейшего развития межрелигиозных конфликтов.

Владыка «часто плакал во время службы от радости, что может молиться в храме за людей. Когда оканчивалась Литургия, он благословлял каждого отдельно, хотя на службах бывало более тысячи молящихся. В народе бытовало убеждение, что, пока владыка Николай жив и молится за свой народ, ни одно бедствие не поразит город[72], хотя он находился в опасной сейсмической зоне»[73].

2 ноября 1949 года в Алма-Ате прошли торжества, посвященные 30-летию служения архиепископа Николая в сане архиерея. В «Журнале Московской Патриархии» сообщалось, что «к этому дню в Алма-Ату съехались представители всех благочиний и приходов. <...> На торжество отозвались не только все приходы епархии, но и многие епископы»[74].

В послевоенные годы стали открываться не только приходы, но и епархии; в Казахстане в 1947-1955 годах была возобновлена деятельность Семипалатинской епархии, а с 1957 по 1960 год (уже после смерти владыки Николая) действовала Петропавловская епархия.

Скончался митрополит Николай 25 октября 1955 года[75]. Отпевал его епископ Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген в сослужении 33 священнослужителей в Никольском кафедральном соборе Алма-Аты 28 октября[76]. Архипастырь был похоронен на городском кладбище, до которого всю дорогу (около семи километров) гроб несли на руках. За гробом, по подсчетам милиции, следовало до 40 тысяч верующих[77].

Митрополит Николай учил: «Некоторые говорят, что смирение — это признак слабости характера, что человек будто бы должен иметь собственное достоинство. Но высшее проявление собственного достоинства и есть именно смирение»[78]. Своим смирением и деятельной любовью к тем людям, которые ему встречались на жизненном пути, архипастырь привлек ко Христу много людей, благодарные свидетельства которых были собраны монахиней Сергией (Королевой) в книге «Тихий свет лампады негасимой».

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года митрополит ­Николай (Могилевский) был прославлен для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской ХХ века[79].

***

[1] Исаакий (Виноградов), архим. Светлой памяти митр. Алма-Атинского и Казахстанского Николая (к годовщине со дня кончины) // Журнал Московской Патриархии. 1956. № 10. С. 11.

[2] Глубоковский Н. Н. Православная пасхалия и общедоступные руководства по хронологии. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Glubokovskij/pravoslavnaja-pashalija-i-obshhedostupnye-rukovodstva-po-hronologii/#source (дата обращения: 31.12.2024).

[3] Николай // Православная энциклопедия. URL: https://www.pravenc.ru/text/2565924.html?ysclid=m5c0n666e6288020574 (дата обращения: 31.12.2024).

[4] Священноисповедник Николай (Могилевский). URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Mogilevskij/ (дата обращения: 31.12.2024).

[5] Ошибка, вероятно, связана с тем, что при переводе на новый стиль они прибавляли 13 дней, в то время как с 19.02.1800 по 18.02.1900 нужно добавлять 12 дней.

[6] Центральный государственный архив г. Москвы (ЦГАМ). Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 2.

[7] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 2.

[8] Тихий свет лампады негасимой… Священноисповедник Николай, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский / сост. В.В. Королева. М.: Паломник, 2015. С. 7.

[9] Там же. С. 8.

[10] Там же. С. 6.

[11] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 2 об.

[12] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 5458. Л. 1 об.

[13] Тихий свет лампады негасимой… С. 14.

[14] Николай // Православная энциклопедия.

[15] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 5458. Л. 1 об.

[16] Голубцов С.А., протод. Профессура и сотрудники Московской духовной академии в начале XX века. Основные биографические сведения (краткий справочник). Т. II, ч. 4. М., 1999. С. 66.

[17] Тихий свет лампады негасимой… С. 17.

[18] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 1.

[19] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 4.

[20] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 2439. Л. 5 об.

[21] Николай // Православная энциклопедия.

[22] ЦГАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 5458. Л. 1 об. — 2.

[23] Николай. URL: https://www.pravenc.ru/text/2565924.html (дата обращения 3.12.2024).

[24] Николай (Могилевский), иером. Учение аскетов о страстях: кандидатское сочинение. МДА, 1911. 111 л. (201 с.) // Отдел рукописей РГБ. Ф. 172. К. 318. Д. 5.

[25] Николай (Могилевский), иером. Учение аскетов о страстях… С. IV-V. Интересно, что в своем отзыве на работу иеромонаха Николая епископ Феодор (Поздеевский), процитировав слова о том, что «мы не задаемся научными целями…», тем не менее положительно оценил ее, написав: «Автор остался вполне верен своему заявлению и дал в сочинении действительно назидательное чтение для всякого, кто хотел бы научиться у святых Отцев делу борьбы со страстями и содеванию своего спасения». Цит. по: Макарий (Веретенников), архим. Иерарх — подвижник Казахстанской земли: К 65-летию со дня преставления священноисповедника Николая (Могилевского), митрополита Алма-Атинского и Казахстанского // Альфа и Омега. 2010. № 3 (59). С. 191-198.

[26] Там же. С. V.

[27] Там же. С. 390.

[28] Там же. С. 400.

[29] Там же. С. 396.

[30] Феофан Затворник, свт. Начертание христианского нравоучения. 2-е изд. Правило веры, 2010. 686 с.

[31] Николай (Могилевский), иером. Учение аскетов о страстях… С. VI-VII.

[32] Там же. С. VI.

[33] Комиссарова Д. Н. Указ. соч. С. 107.

[34] Николай (Могилевский), свт. Не поклонимся греху. Святоотеческое учение о борьбе со страстями. М.: Отчий дом, 2017. С. 4.

[35] Николай (Могилевский), иером. Учение аскетов о страстях. М.: ­печатня А. И. Снегиревой, 1914.

[36] Николай (Могилевский), свт. Не поклонимся греху. Святоотеческое учение о борьбе со страстями. М.: Отчий дом, 2017.

[37] Там же. С. 4.

[38] Николай (Могилевский), свт. Указ. соч. С. 96.

[39] Священноисповедник Николай (Могилевский) / сост.: О. Рожнева. М., 2016. С. 5.

[40] Николай // Православная энциклопедия.

[41] Николай (Могилевский Феодосий Никифорович). URL: https://goo.su/yzp0tan (дата обращения: 2.01.2025).

[42] Там же.

[43] Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917-1997. М., 1997. С. 304.

[44] Макарий (Веретенников), архим. Указ. соч.

[45] Исаакий (Виноградов), архим. Указ. соч. С. 11.

[46] Тихий свет лампады негасимой… С. 479.

[47] Там же. С. 481.

[48] Там же. С. 48.

[49] Ходаковская О.И. Астанайская и Алматинская епархия // Православная энциклопедия. https://www.pravenc.ru/text/76700.html (дата обращения 24.12.2024).

[50] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 3. Л. 3.

[51] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.

[52] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.

[53] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 3.

[54] Центральный государственный архив в Республике Казахстан (ЦГАРК). Ф. 1709. Оп. 1. Д. 5. Л. 7.

[55] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 5. Л. 17.

[56] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 5. Л. 18.

[57] Тихий свет лампады негасимой... С. 481-482.

[58] Там же. С. 483.

[59] Там же. С. 484.

[60] Там же. С. 485-486.

[61] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 5. Л. 23.

[62] Там же.

[63] Из жизни Казахстанской епархии // Журнал Московской Патриархии. 1946. № 12. С. 45.

[64] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 13. Л. 3.

[65] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 13. Л. 24.

[66] Там же.

[67] Березин М.А., свящ. Приходское духовенство Северного Казахстана в контексте нового курса конфессиональной политики Советского государства (1940-1950 гг.) // Церковный историк. 2022. № 1 (7). С. 178.

[68] Березин М., свящ. Церковно-государственные отношения в Северном Казахстане (1943-1953 гг.) в аспекте деятельности Совета по делам Русской Православной Церкви // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2022. № 2 (10). С 46.

[69] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 13. Л. 3.

[70] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 12. Л. 6.

[71] ЦГАРК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 30. Л. 17.

[72] Алма-Ату.

[73] Орабей К., Лухманова И. Просил на улице милостыню, но не говорил, что архиерей. URL: https://www.miloserdie.ru/article/prosil-na-ulitse-milostynyu-no-ne-govoril-chto-on-arhierej/?ysclid=m5j91z3avl455557681 (дата обращения 5.01.2025).

[74] Тридцатилетие служения в епископском сане // Журнал Московской Патриархии. 1950. № 1. С. 61.

[75] Афанасий (Кудюк), иером. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай: (Некролог) // Журнал Московской Патриархии. 1955. № 12. С. 11.

[76] Там же. С. 13.

[77] Николай // Православная энциклопедия. URL: https://www.pravenc.ru/text/2565924.html (дата обращения: 23.12.2024).

[78] Священноисповедник Николай (Могилевский)… С. 8.

[79] Деяние Юбилейного Архиерейского Собора о соборном прославлении Новомучеников и исповедников Российских ХХ века. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/423849.html (дата обращения 27.12.2024).

«Церковный вестник»/Патриархия.ru