Ответы Святейшего Патриарха Кирилла на вопросы на встрече с победителями и призерами I и II Общероссийских олимпиад по богословию

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл ответил на вопросы победителей I и II Общероссийских олимпиад по богословию. Встреча прошла 30 ноября 2023 года в Москве.

— Ваше Святейшество, диакон Евгений Тимофеев, студент 2-го курса магистратуры Санкт-Петербургской духовной академии. Хотел, пользуясь возможностью, поблагодарить Вас, Ваше Святейшество, за возможность принять участие и в олимпиаде, и в данной встрече. Конечно, для меня как для студента Санкт-Петербургской духовной академии очень ценно обратиться с вопросом к Вам, к нашему ректору, с вопросом, который, наверное, связан с судьбой всех духовных школ, не только нашей, а именно с изменением ситуации касательно количества студентов в духовных школах. Ни для кого не секрет, что в связи с теми или иными испытаниями, в том числе эпидемией коронавируса, количество прихожан и поступающих в духовные академии несколько изменилось. Сейчас ситуация несколько лучше, но так или иначе, если сравнивать с ситуацией, скажем, Вашего ректорства или ректорства 90-х годов, количество студентов, конечно, значительно ниже. Как Вы, Ваше Святейшество, оцениваете данную тенденцию? Значит ли это, что сегодня духовные школы должны расширять свою перспективу? Или же наоборот, они должны сконцентрироваться на подготовке пастырей среди тех студентов, которые сегодня приходят в духовную школу?

— Когда Вы говорите о «расширять перспективу», могли бы уточнить, что Вы имеете в виду?

— Ваше Святейшество! Сегодня мы знаем, что духовные школы имеют возможность очень тесно взаимодействовать со светскими университетами. И когда проводится вступительная кампания, информация о наборе абитуриентов размещается во всех известных средствах массовой информации. Там сообщается о документах, необходимых для поступления, о том, какие знания необходимы. Складывается картина, что духовная школа стоит перед выбором. Нужно ли ей стараться вовлечь как можно большее количество верующей молодежи в свои ряды? Или же она должна остаться школой в первую очередь пастырей — тех, кто выбрал для себя главным служением в жизни быть священником?

— Постараюсь как-то все это преломить через свое понимание ситуации. Вы знаете, я из тяжелого советского прошлого, когда у нас было много учащихся не потому, что был колоссальный напор желающих поступить в семинарию в Петербурге, а потому что семинарий было очень мало. Естественно, что со всей огромной страны православная молодежь как-то распределялась по школам, в том числе и в Петербург приезжали. Хотя власти пытались ограничивать прием украинцев, я как ректор с этим боролся, и у нас учились мальчики с Украины, из Белоруссии и, конечно, из Петербурга. Тогда высокий конкурс объяснялся, в первую очередь, очень небольшим количеством учебных заведений. Но и тогда он не был огромным, ведь священническое служение — очень особенное. Есть области знания и искусства, которые привлекают небольшое количество абитуриентов. Не потому, что учебных заведений этого профиля мало, а потому что мало людей, готовых идти по этому пути. И некоторые учебные заведения не страдают от переизбытка абитуриентов, ну, а мы тем более.

Еще раз хочу сказать: мы идем против течения. Мы как Церковь идем против течения, а ведь плыть по течению легче. Многие понимают: если я становлюсь священником, это сильно меняет мой образ жизни, а еще спутницу жизни нужно найти такую, которая была бы готова разделить со мной эту жизнь. Поэтому есть много факторов, которые препятствуют тому, чтобы обучение в семинарии было массовым. Оно всегда будет элитным. Но главное, чтобы это была действительно элита, чтобы это были люди сильные духом, убежденные в своем выборе. Вот если у нас будут такие студенты, такие пастыри, то, может быть, мы возместим некое количественное сокращение за счет качества пастырской работы.

Но все равно невозможно сравнить нынешнюю ситуацию с советской — ни по количеству храмов на душу населения, ни по количеству священников, ни по количеству студентов. Но у нас не было никого пессимизма, разве что у меня как у ректора порой бывало тяжелое чувство, когда власти запрещали принять талантливого молодого человека с высшим образованием. За него приходилось биться. Иногда удавалось пробить эту стену, а иногда сам абитуриент отступал, видя, в какую турбуленцию он попал, — не получается и не получается…

Обстоятельства жизни могут быть очень суровыми для Церкви, но это не значит, что они должны снижать уровень преданности нашему выбору служить Господу, служить Церкви. Чем больше трудностей, тем больше необходимы энтузиазм, сосредоточение сил. Сокращается количество студентов — мы должны максимально мобилизоваться, мы должны получить хорошее образование, мы должны показать молодежи, что такое Церковь, мы должны показать им новое лицо Церкви. Мы должны обеспечить интерес молодежи к Церкви — это наша задача. Тогда мы обретаем внутреннюю энергию, и надо идти по этому пути — замечательному жизненному пути, говорю вам на основании своего опыта.

Я ведь не знал, что я буду Патриархом, верно? Кто мог знать? Готовил себя к тому, что буду приходским священником, но мне всегда хотелось остаться в академии и преподавать. Однако тогдашние власти удалили меня из Ленинградской академии и послали в Смоленск, с тем чтобы я и не приезжал в Питер. Потому что были напуганы ситуацией, когда много образованных ребят после университета стали поступать в академию. И обстоятельства тогда были куда труднее, чем сейчас.

Поэтому хочу еще раз сказать всем: да не смущаются сердца ваши, веруйте в Господа — и вперед! А трудности — без них никак нельзя. Самое главное, чтобы мы сами не создавали себе трудности.

— Ваше Святейшество, благословите, студент магистратуры Московской духовной академии Черкашин Илья. В первую очередь хотелось бы присоединиться к словам моего коллеги и поблагодарить Вас за то, что Вы благословили проведение олимпиады. И скажу, что в олимпиаде была важна, пожалуй, не только сама возможность проверить свои знания, но и возможность увидеть таких же своих собратьев из всех регионов России. Это действительно было очень ценно и очень дорого. И теперь хотелось бы задать Вам вопрос — на самом деле ответ на него Вы уже частично озвучили. Недавно я встретил мысль о том, что написание хорошей научной работы требует не только технических умений и знаний, но и некоторой научной интуиции. То есть человеку мало уметь писать — нужно еще понять, о чем написать. Нужно уметь тонко чувствовать проблематику и улавливать актуальные вопросы, которые требуют своего разрешения. И в связи с этим мне хотелось бы задать Вам вопрос. Поскольку Вы Предстоятель Церкви и видите картину трудностей, с которыми сталкивается Церковь, более объемно и более детально, чем любой из нас и даже чем любой из наших преподавателей, — какие основные направления научной работы Вы могли бы нам указать? Где можно потрудиться сейчас, чтобы это было полезно Церкви? Какие области богословского знания нуждаются в особенной разработке?

— Мне, конечно, трудно давать какие-то рекомендации, но на уровне интуиции скажу. Нужно заниматься выработкой ответов на вопросы, возникающие в сознании современного человека, который задумывается о том, есть Бог или Его нет. В наших терминах это апологетика, но не такая апологетика, к которой мы привыкли. Эта апологетика должна предполагать, в первую очередь, формирование своих собственных убеждений. Апологет, который пишет апологетические тексты, а сам сомневается — это не апологет. А собственные религиозные убеждения формируются не только потому, что мы получаем богословское образование.

В наше время — конечно, под давлением властей — некоторые профессора богословия, к сожалению, публично отрекались от веры. Был такой Александр Осипов, профессор нашей академии, который прекрасно преподавал Ветхий Завет. Он был священником, но не мог служить, потому что второй раз женился. И вот власти подтолкнули его к измене, потому что на него был компромат. А до Второй мировой войны он жил в Эстонии, до того, как там установилась Советская власть, и я собственными глазами читал один из написанных им текстов. Это было рассказ о паломничестве православной эстонской молодежи на Валаам, когда Валаам входил в территорию Финляндии. И пишет он следующее: «Мы плыли по холодным водам Ладожского озера на пароходе под красным знаменем со свастикой, и это вселяло в нас чувство уверенности в нашем будущем». Одно предложение! А потом этот человек оказался на территории Советского Союза, да еще и в академии преподавал. Я не могу поверить в то, что никто из тогдашних органов власти не припомнил ему эту цитату. А за нее могло быть все что угодно, вплоть до обвинений в измене Родине и коллаборационизме, расстрел или 25 лет тюрьмы. И вот профессор Осипов отрекается от всего. Правда, в нем и до того произошел душевный надлом, ведь он не мог служить ввиду второго брака. Но мой покойный брат, который в то время учился в академии, присутствовал на последней лекции профессора Осипова. А он прекрасно читал лекции и закончил в тот раз примерно такими словами: «А теперь давайте поразмышляем о Церкви. С чем Церковь можно сравнить? Церковь можно сравнить с утесом, который стоит посреди бушующего моря. Какие удары волн, какая сила стихии, и кажется, ну как может устоять этот утес? Он непременно должен рухнуть, но он никогда не рухнет, потому что его держит сила Божия».

На этом Осипов закрыл книжечку, попрощался, вышел из академии, а на следующий день в печати появилось его отречение от Церкви. Можете себе представить? Он же мог не говорить эти пафосные слова. Но в этот пафос он вложил очень многое, и по крайней мере наше поколение восприняло это как свидетельство того, что ему были поставлены жесточайшие условия. А дальше, конечно, он сам, попав в этот круг предательства, уже никак не мог из него выскочить или затормозить движение. Еще в его жизни случилось так, что женился он на какой-то молоденькой девушке, комсомолке, и она ему тоже задала жару по поводу его религиозных убеждений. В конце концов он превратился в воинствующего атеиста, каким он не был, когда уходил из академии, и стал человеком ужасно озлобленным.

Вот пример того, что призвание может быть очень ярким, сильным, а потом разрушиться под влиянием обстоятельств. Мы живем в эпоху, когда никто не требует от вас отречения, но общее развитие современной цивилизации будет бросать вам вызовы, один за другим, не менее опасные, чем те, о которых Осипов говорил. Вам будут говорить: ну, где ваш Бог? Вот это не так, это не так, это не так, это не так... И здесь потребуется мужество — не меньше, чем у наших предшественников и людей моего поколения, которые столкнулись с тяжелейшим давлением атеистической власти, но выдержали. А те, кто оказался, к сожалению, предателем, плохо закончили свою жизнь.

Поэтому что я хотел бы сказать? Твердость и убеждение! Самое главное — уверенность в правильности выбранного вами пути. Никогда в этом не сомневайтесь. Если есть сомнения — лучше сейчас уйти. Но если идете до конца, то идите, несмотря на трудности. А трудности будут, искушения будут, соблазны будут, особенно когда молодой человек, семинарист, неудачно женился, и у супруги другие взгляды на жизнь: «ну вот, опять ты в Церковь», еще что-то… Но это совсем другая тема, очень важная — тема выбора спутницы жизни.

В любом случае, даже если кто-то монашество примет, вызовы со стороны внешнего мира всегда будут обращены к человеку, который встает на путь служения Господу. Но, как сказано, взявшись за плуг, не оборачивайся вспять.

— Благодарю Вас за ответ.

— (Протоиерей Максим Козлов) Ваше Святейшество, можно ли, если у Вас есть еще несколько минут, попросить двоих-троих студентов рассказать об их опыте получения духовного образования? Потому что периодически мы отчитываемся на Высшем Церковном Совете, но это другой формат, а вот теперь они бы сказали, что они думают, что было хорошо, что легло на сердце, а в чем они ощущают неполноту.

— Только, пожалуйста, объективно. Картинку не надо рисовать, меня интересует объективный взгляд. Что хорошо, что не очень хорошо, а что, может, совсем плохо.

— Ваше Святейшество, благословите. Диакон Илия Соколов, Екатеринбургская духовная семинария. Так получилось, что по Божией воле я служу в поселке, и то, о чем Вы говорили, это столкновение с жизнью, в деревне ощущается гораздо сильнее. Потому что люди не смотрят на твои знания — они смотрят на твою жизнь, на то, как ты чинишь свой автомобиль, как ты гуляешь с ребенком, как ты общаешься с супругой на улице или в магазине. Отец Максим задал интересный вопрос: какие знания мне пригождались в моем служении? Даже на уровне диаконского служения, на уровне преподавания во взрослой и детской воскресных школах; владыка Евгений благословил еще молодежной работой заниматься в самом Екатеринбурге. В первую очередь это Священное Писание и знание традиций, знание Предания. Причем Священное Писание, когда ты его любишь, знаешь, понимаешь. То есть не интеллектуальные знания, а именно практика жизни по Священному Писанию, как говорится в первом псалме, когда поучаешься в Писании день и ночь. Это в первую очередь. А во вторую очередь — это опыт жизни. Опыт жизни с Богом, опыт жизни в Церкви, опыт послушания, опыт духовного окормления. И тут тоже возникает вопрос, насколько семинария может подготовить к этому человека. Потому что пока складывается ощущение, что семинарская программа дает начатки знаний, и человек может их потом развить в соответствии со своими стремлениями, со складом характера, с теми послушаниями, которые ему назначаются. Но вот что бы я отметил — это знание Священного Писания и опыт церковной жизни, опыт жизни в соответствии с Преданием Церкви. Такие два столпа, которые пригождаются. И могу сказать, что удается говорить с людьми. По общению с молодежью я чувствую запрос на слышание слова Божия, потому что Церковь дает ответ на предельные вопросы. Современный мир убегает от предельных вопросов, он их не ставит, а Церковь имеет в себе возможность отвечать на такие вопросы.

— Вы не задали вопрос, но Вы очень хорошо выступили. Спасибо Вам.

— Ваше Святейшество, благословите. Сыскин Марк, Перервинская семинария. Когда мы поступали в семинарию в 2017 году, мы с ребятами обсуждали видео отца Георгия Максимова, в котором он говорил о проблеме незрелости семинаристов, о том, что в семинарию поступают сразу же после школы. Он приводил в пример советскую практику, когда в семинарию старались брать только после армии, если была возможность отслужить. А есть отцы, которые говорят, что, напротив, не надо юному человеку, еще не окрепшему, идти в армию, потому что там он может испортиться. Но, учась в семинарии, я видел, что по большей части скорби и искушения преследуют именно неокрепшие души тех, кто пришел после школы. С «тертыми калачами», кто после армии, все стабильнее и проще. Можете ли Вы как-то прокомментировать данную дилемму? Спасибо.

— Здесь нет никакой дилеммы, просто у каждого свой путь. Вот я в армии не служил — не знаю, как-то странно получилось. Я всегда чувствовал себя здоровым человеком, а когда пошел на медкомиссию, мне говорят: «Вам надо лечь в больницу». «Почему?» «У вас очень плохо с сердцем». Думаю: Господи, Боже мой, как же так? Лег, и мне диагностировали какие-то изменения в сердце. Мне пришлось какое-то время лежать в больнице, из-за этого в армию я не пошел, хотя никогда не чувствовал, что у меня сердце по-настоящему болит. Может, Господь как-то так оградил, не знаю. Но был реальный диагноз, была назначена целая комиссия. Вот мне кажется, что невозможно человека поместить в какое-то прокрустово ложе, ведь у каждого своя жизнь, свой опыт веры, свой уровень культуры, понимания самого себя и окружающего мира. Поэтому на вопрос, который Вы задаете, не может быть общего ответа, это все очень связано с индивидуальностью.

Еще раз хочу сказать, что у меня был свой жизненный путь. Я рано стал взрослым. Хотя я жил в семье священника, у нас была прекрасная семья, все было благополучно, но лет в пятнадцать я пришел к родителям и сказал, что хотел бы уйти из дома и жить самостоятельно. Отец служил тогда не в самом Питере, его перевели в Красное Село — сейчас это уже часть города, а тогда был районный центр. Там мы жили, отец был настоятелем храма. Мама в слезы, когда я сказал: «Я вернусь в нашу городскую комнату, буду жить один, пойду работать и закончу вечернюю школу». Я упорно обрабатывал родителей, они поняли, что сломить сопротивление сына невозможно и решили поехать в Псково-Печерский монастырь к старцу Афиногену — был такой замечательный старец. Мама, конечно, вся расстроенная, папа тоже. А мы регулярно ездили в монастыри — и в Пюхтицкий монастырь, и в Печоры на каникулах. И спрашивают у старца: «Как нам поступить? Он упорно хочет уйти из дома, но ему пятнадцать лет, мы живем в Красном Селе, а он в городе будет один, еще попадет в какую-то компанию». Старец покачал головой: «Ничего вам не могу сказать, придите дня через два-три». Приходят, а он их встречает на крылечке своего домика — в светлом подрясничке, такой сияющий — и говорит: «Как вам этот мальчик сказал, так и делайте». Закрыл дверь и ушел. Мама в слезы — ну как мальчишку пятнадцати лет отправить жить одному в большом городе? А папа говорит: «Но мы же спросили старца. Он три дня нам не отвечал, значит, молился, и что-то ему Господь открыл». И меня отпустили, я стал жить самостоятельно. Пошел работать в Ленинградскую комплексную геологическую экспедицию, выучился на картографа. Жил один, вначале на очень маленькую зарплату — у меня был рубль в день. На рубль в день вообще-то жить было невозможно, но я жил. А потом, когда стало уже три рубля в день, я считал себя богатым человеком. Прошел через все это и в семинарию поступил.

Это не значит, что и вам нужно сейчас пожить на рубль в день или на эквивалентную сумму, не знаю, в десять или сто рублей. У каждого свой путь. Но у меня путь был такой, и ведь он тоже был отмечен неким Божественным присутствием. Старец не мог ответить сразу, но он ответил, и все получилось. Во-первых, работая в геологической экспедиции и обучаясь на картографа, я попал в коллектив очень интеллигентных старых петербуржцев, православных людей, с которыми я ходил и в филармонию, и в театры. Мы-то бедненько жили, нам не до этого было, а они приучили меня к петербургской культуре. В общем, это был очень важный фактор моего воспитания, хотя и через семейный кризис, когда мальчишка решил из дома уйти.

Поэтому на каждом рука Божия. Только очень важно, чтобы мы умели предавать себя в руки Божии, молиться и просить у Господа водительства. А когда своих сил не хватает, обращаться к духовно опытным людям, как в случае, о котором я рассказал. У каждого свой путь, но очень важно, чтобы этот путь сопровождался Божественным присутствием в нашей жизни. А это уже зависит от нас.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси