К 100-летию со дня рождения композитора Георгия Свиридова: музыка как судьба

16 декабря нынешнего года исполнилось 100 лет со дня рождения Георгия Васильевича Свиридова – замечательного русского композитора, творчество которого вошло в музыкальную сокровищницу советской эпохи. Такие его произведения, как сюита «Время, вперёд!» или музыкальные иллюстрации к повести А.С. Пушкина «Метель» не просто известны – они, что называется, «на слуху» даже у тех, кто не является знатоком симфонической музыки или хорового искусства. Академик Д.С. Лихачёв отзывался о Свиридове как о «русском гении, который по-настоящему ещё не оценён», и выражал уверенность в том, что «его творчество будет иметь огромное значение в грядущем возрождении русской культуры».

Несколько лет назад издательство «Молодая гвардия» выпустило книгу «Музыка как судьба», составленную из дневниковых записей Георгия Свиридова, – он писал эти краткие заметки на протяжении трёх последних десятилетий жизни, вплоть до 1998 года, когда завершился его земной путь. Предлагаем вам познакомиться с глубокими и по-прежнему актуальными размышлениями талантливого музыканта и в целом масштабной, значительной личности, подлинного сына своей Родины и своего народа.

* * *

«В чём сила Русского искусства, русской литературы (кроме таланта самого по себе)? Я думаю, она – в чувстве совести».

* * *

«Искусство – не только искусство. Оно есть часть религиозного (духовного) сознания Народа. Когда искусство перестаёт быть этим сознанием, оно становится «эстетическим» развлечением. Люди, которым не близко это духовное сознание народа, не понимают сущности искусства, его сакраментального смысла. Поэтому они (эти люди) с равным удовольствием поклоняются Шекспиру и Пушкину, Баху и Чайковскому и т.д.

(…) Приходишь к выводу, что высшее искусство – это национальное искусство. И в нём есть, ко всему прочему, понятному всем, ещё главное, глубинное, почвенное, которое должно быть доступно уже не всем. Так вот, чем больше этих не всех, понимающих сакраментальную сущность искусства как выражение духа, тем выше творец такого искусства, тем он крупнее. Америка или, например, Дания и другие (богатые) маленькие европейские страны не имеют своего, живут чужим, думая, что они понимают его. У нас же есть своя духовная культура. Надобно её продолжать, развивая её традиции…»

* * *

«Русский дурак – отдал Алмазную гору веры и красоты за консервную банку цивилизации (причём – пустую!). Смиренно, совершенно безропотно, как перед страшным судом».

* * *

«Есть искусство, и немалое притом, написанное или произведённое, вернее сказать, с намерением потрясти, взволновать, произвести впечатление. Пока средства были хороши и человек потрясался вполне художественным элементом – всё было ничего. Но постепенно люди привыкли к эффектам, нужны всё более и более сильные средства (для «потрясения»), вплоть до самых «сильных». Средств искусства не хватает или, вернее, их так много, что искусство, оперирующее всей массой этих средств, перестаёт быть искусством, быть «прекрасным», прекрасной условностью. Да и само воздействие его становится гораздо слабее и по силе, и, главное, по высоте чувств и мыслей внушаемых.

Есть иное искусство (оно всё более и более становится редким), когда автор совсем не старается произвести какое-либо впечатление, даже самое хорошее, самое возвышенное впечатление. Душа изливается сама собою, кому? Никому. Богу, в бездну, в океан мира. Таковы некоторые старинные народные песни, особенно сложенные женщинами в тоске и одиночестве. В профессиональномискусстве (музыкальном) подобного становится всё меньше и меньше. О падении же самого профессионального искусства и говорить нечего, оно дошло до полной ничтожности, почти до нуля».

* * *

«Когда говорят о сплошной темноте и невежестве русского крестьянина, то все уже верят в то, что это факт, так оно и было на самом деле. Ну а, например, Церковь, которая была в каждом селе? Само здание её было образцом красоты, а колокольный звон, его торжественность, слияние с красотой природы, росписи и иконы в церкви, горящие свечи, запах ладана и благовоний, одежда священника, изумительная музыка, которую не только слышали, но и пели сами прихожане (т.е. они же и артисты) и, наконец, чтение Евангелия, величайшей из книг, полной любви и мудрости.

Дальше: резная крестьянская изба, наличники, крыльцо, окна, деревянный орнамент. Посуда, полотенца и кружева, одежда (в особенности праздничная женская), народные песни (неисчислимое их количество, одна лучше другой), танцы, игры, хороводы. Резные коромысла, дуги, прялки – всего не перечислишь! Да! Гончарная работа, целое искусство: макитры. Миски, свистульки, кувшины, горшки; деревянная игрушка…

А словесное творчество: пословицы, сказки, поговорки, загадки… Загадки приучают смолоду человека к тому, что мир имеет тайну.

Кому понадобилось всё это уничтожать?

Ну, я понимаю, часть этого подлежит замене, например, посуда, одежда, игры. Но индусы, например, не уничтожили свою одежду, кто хочет – тот и носит. Главное было – уничтожить Бога, веру, душу народа опустошить, а остальное уже шло само собой. Опустевшая душа заполнялась разным содержанием: сначала марксизмом, потом ленинизмом – каторжным трудом за хлеб, за то, чтобы только не умереть с голоду. Человек лишился земли и крова над головой. О земле он вообще забыл и возненавидел её, переставшую кормить, чужую. А между тем за неё было заплачено обильной кровью предков.

Крыша над головой есть, душа заполняется зрелищем: хоккей, футбол, балет, телевизор (программа «Время» и т.д. – «опиум» для народа), либо театр с пьесами Розова, Арбузова, Горина, Штейна, Рощина, Радзинского, Алёшина, Володина и других (а сколько их грядёт ещё), кино. Очевидно всё же прежняя жизнь себя изжила, но хороша ли та, что пришла ей на смену?

А музыка? И исчезновением духовной музыки например, в школе, её заменила немецкая музыка, главным образом. Первые впечатления ребёнка связаны теперь не с русской песней, т.е. искусством своим, созданием родного гения, а с нотной тетрадкой Баха, увы, чуждого и всегда бывшего мне ненавистным своей мёртвой механичностью».

О сложном и простом

«Понятие сложного часто путается у нас с понятием глубокого, более того, сложным часто пытаются заменить глубокое. Между тем это совершенно разные вещи. Глубина – есть понятие духовное (мы говорим: душевная глубина), в то время как сложность применяется нами чаще всего к построению, архитектонике произведения искусства, хотя, несомненно, существует и душевная сложность (сложность внутреннего мира).

Какой внутренний мир человека ценен для художника: простой или сложный? Как предмет художественного анализа (отвлекаясь от проблемы добра и зла) равно интересны тот и другой. Духовный мир может быть очень прост и вместе с тем очень глубок. Высшим выражением этого характера представляется Христос. Этот мир не ведает раздвоения, какого-либо внутреннего противоречия. Это линия, устремлённая в бесконечность. Мир Иуды, напротив, несёт раскол, двойственность, противоречие, внутреннюю катастрофу, смертность.

Мир Бога прост (мы часто и говорим: «Божественная простота»), мироздание для Бога – просто, ибо Ему ведомы законы, которыми оно управляется. Напротив, для нас мир сложен и непонятен в каждой детали, ибо нам неведом его тайный смысл. Точно так же Божественная простота для нас непонятна, мы становимся в тупик перед нею из-за её непостижимости».

Об эксплуататорах

«Ошибочно думать, что эксплуататоры желают обречь на голод и физические лишения эксплуатируемых, т.е. большинство жителей планеты Земля. Совсем нет! Как и всё на свете (особенно – зло), эксплуатация очень и очень усовершенствовалась. Усовершенствовались и сами эксплуататоры, они стали тоньше, мудрее, образованнее, добрее, как это ни странно. Их задача в том, чтобы те, кто на них трудится, были сыты, обуты, одеты, имели бы соответствующие их уровню жизни развлечения и пр. Беда только в том, что эксплуатируемые при этом потеряют облик человеческий (по образу и подобию!), не будут иметь понятия о добром и злом, о правде и неправде, о свободе и рабстве. Искусство для париев и должно (по мысли хозяев жизни!) нести им этот одуряющий обман; выдавать правду за неправду, рабство за свободу, зло за добро. Такое «искусство», «балдёж» для роботов, в обилии производится теперь во всём мире».

Русские писатели

«Мощный, суровый, эпичный Фёдор Абрамов.
Возвышенно-поэтический Василий Белов.
Пронзительный, щемящий Виктор Астафьев.
Драматичный Валентин Распутин.
Мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов.
Сергей Залыгин – тонкий и умный.
Блестящий эссеист Владимир Солоухин.

Я люблю и необыкновенно высоко ставлю их творчество, они – украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что эти люди – мои современники, не даёт мне с такой силой почувствовать своё одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и вместе с тем «вечный» русский язык. По-новому раскрытые современные русские характеры.

О «глобальности» и национальном

«Да, русская культура всечеловечна. И это одно из очень важных её достоинств: она обращена ко всему человечеству, ко всем людям земли. Но, может быть, самая важная, самая насущная, первостепенная её задача – это питать душу своего народа, возвышая эту душу, охраняя её от растления, от всего низменного».

* * *
«Человек, с детства воспитанный на книгах Священного Писания, вживается в величие мира. Он знает, понимает, что в мире есть великое, торжественное и страшное, ибо страх перед Богом помогает человеку возвыситься. Человек, знающий, что Господь – истинный властелин Мира, Жизни и Смерти, с подозрением относится к самозваным посягателям на величие.

Таким человеком не так легко управлять: он имеет в душе крепость Веры».