 |
Храм святого праведного воина Феодора Ушакова в Южном Бутове |  |
| Русская Православная Церковь/Московский Патриархат/Юго-Западное Викариатство г.Москвы/Параскево-Пятницкое Благочиние |
|
|
|
Не отчаивайтесь, сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к престолу восторжествует. |
|
 |
Православный календарь
Найти
Актуальное видео
Православные ссылки
КТО НА САЙТЕ
Сейчас 138 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте
Вход на сайт
ДОСТОЕВСКИЙ НАД СТРАНИЦАМИ НОВОГО ЗАВЕТА 18.11.2015 21:31
Встреча в Тобольске
Но Достоевского ждало неожиданное утешение: на пересыльном дворе петрашевцев тайно посетили жены декабристов — П.Е. Анненкова с дочерью Ольгой, Ж.А. Муравьева и Н.Д. Фонвизина. Они снабдили узников пищей, теплыми вещами и каждому из них подарили экземпляр Нового Завета со спрятанными в обложку десятирублевыми ассигнациями. Деньги, конечно, очень пригодилось на каторге, но самым главным в этом подарке был сам Новый Завет — утешительное благословение и ободряющее напутствие в неведомую, страдальческую каторжную жизнь. Омский острог Достоевскому пришлось отбывать каторгу в Омском остроге, предназначенном для самых опасных преступников (разбойников, убийц-рецидивистов и т.п.). Условия содержания были тяжелыми. Старый, ветхий барак, в котором летом было нестерпимо душно, а зимой невыносимо холодно; теснота; грязь; огромное количество блох, вшей и тараканов; страдания от кандалов, которые было положено носить, не снимая (следы от них остались у писателя на всю жизнь); истощение от тяжелых работ и плохого питания; приступы эпилепсии, начавшейся именно в этот период; невозможность даже краткого уединения — все это делало существование вчерашнего столичного литератора в занесенном снегами сибирском каторжном остроге крайне мучительным. И вот, в такой обстановке душевных страданий и житейской неустроенности, в сердце Достоевского разыгрывалась драма переосмысления мировоззрения или, как он называл ее сам, «перерождения убеждений». «Перерождение убеждений»
В черновиках к роману «Бесы» сохранились воспоминания писателя о том, как Белинский «обращал» в атеизм своего ученика, а ответ на возражения ругал Христа самыми грязными словами. ««И всегда–то он сделает, когда я обругаюсь, такую скорбную, убитую физиономию», — говорил Бе<линский>, указывая на Д<остоевского> с самым добродушным, невинным смехом». Выслушивание подобных кощунств, да и само увлечение социализмом, не могли пройти бесследно для его веры. Теперь, на каторге, Достоевский, вчитываясь в строки Нового Завета, как бы заново открывал для себя красоту Личности Христа и глубину христианства. «Под подушкой его лежало Евангелие...» Заключённые в Омском остроге не имели права читать никаких книг, кроме духовных. Новый Завет, таким образом, был единственным изданием, которое Достоевский мог держать у себя, не нарушая внутреннего распорядка острога. Правда, первое время с ним была еще одна книга — Библия небольшого формата на славянском языке, присланная по его просьбе братом в каземат Петропавловской крепости. Однако эту Библию у Достоевского в остроге украли. Книгу же Нового Завета он сохранял на протяжении всей каторжной жизни. «Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге, – вспоминал сам Достоевский. – Я читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного». В книге Нового Завета Достоевский хранил небольшую тетрадь в восьмую долю листа. В нее он заносил свои наблюдения над народной речью и каторжной жизнью — материал для будущих сочинений (учёные называют ее «Сибирской тетрадью»). Делать это приходилось тайно: заключённым было запрещено иметь письменные принадлежности. Современный специалист по творчеству Достоевского В.Н. Захаров заметил, что по формату Новый Завет и Сибирская тетрадь совпадают, и предположил, что это неслучайно. Гипотеза его вскоре нашла косвенное подтверждение: «И вот, когда на моем столе в читальном зале рукописного отдела Российской государственной библиотеки наконец–то оказались рядом Сибирская тетрадь и Евангелие, я получил подтверждение своему предположению: Сибирская тетрадь идеально вкладывается в середину и в конец Нового Завета», – рассказывает исследователь. Н.Д. Фонвизина Обстоятельства сложились так, что в Омском остроге Достоевскому представилась возможность читать не только Новый Завет, но и богословскую литературу, помогавшую лучше понять евангельские события. Это стало возможным благодаря знакомству Достоевского с женами декабристов, завязавшемуся в Тобольске. В Омске они продолжали поддерживать оказавшегося в заключении писателя. Самые глубокие и духовно-доверительные отношения сложились у Достоевского с одной из них — Н.Д. Фонвизиной.
Наталья Дмитриевна была чуть ли не единственным человеком, кто писал Достоевскому в острог (даже любимый брат писателя не осмелился поддерживать переписку с государственным преступником). Она постаралась помочь Достоевскому через друзей, принадлежавших к ее кружку — протоиерея Стефана Яковлевича Знаменского (прославлен во святых в 1984 г. в лике праведных) и священника Александра Ивановича Сулоцкого. Через тюремного врача И.И. Троицкого им удалось добиться разрешения передавать Достоевскому духовные книги и журналы. Среди первых же переданных писателю изданий были номера журнала «Христианское чтение» 1828 г. с замечательным произведением архиепископа Иннокентия Херсонского «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа». Можно не сомневаться, что эта книга, на страницах которой очень талантливо и ярко излагается Евангелие, произвела на Достоевского чрезвычайное впечатление (в его личной библиотеке в последующем будет храниться три разных издания этой книги). Каторга стала для Достоевского местом, где он заново открыл для себя Евангелие. Поэтому он вспоминал о ней не только без ропота, но даже с благодарностью. «О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! – восклицал он, например, в 1874 г. в разговоре с писателем Вс.С. Соловьевым. – Я только там и жил здоровой и счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик… Христа понял… русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Ах, если бы вас на каторгу!». Именно по выходе из каторги Достоевский в письме к Н.Д. Фонвизиной записал свой знаменитый «символ веры»: «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Пометы Достоевского Книга, подаренная Достоевскому в Тобольске, представляет собой первое полное издание Нового Завета на русском языке (без параллельного славянского текста) в переводе Российского Библейского Общества (1823). Страницы ее содержат многочисленные следы чтения Достоевского — сгибы листов, отчеркивания ногтем и сухим пером, карандашом и чернилами, а также краткие записи. Эти пометки впервые были изучены норвежским литературоведом-русистом Г. Хьетсо в специальном исследовании «Достоевский и его Новый Завет» (1984). В 2010 г. они были полностью воспроизведены в комментированном фототипическом издании экземпляра Нового Завета Достоевского, подготовленном В.Н. Захаровым, В.Ф. Молчановым и Б.Н. Тихомировым. При подготовке этого замечательного издания было выявлено (при помощи самых современных технических средств) 1413 пометок. Благодаря проекту «Евангелие Достоевского», осуществленному под руководством профессора В.Н. Захарова: http://dostoevskij.karelia.ru/Gospel/, сейчас любой желающий может познакомится с ними и в сети интернет. По наблюдению Г. Хьетсо, из всего Нового Завета наибольшее внимание Достоевского привлекли книги, написанные святым Апостолом и Евангелистом Иоанном — именно в них сосредоточено самое значительное число помет: Евангелие от Иоанна, Первое послание апостола Иоанна и Апокалипсис. Вера во Христа Апостола Иоанна недаром называют Апостолом Любви. Проповедь любви как основы христианской жизни, запечатлелась во многих местах его писаний. Эти места и привлекли Достоевского. Писатель отчёркивает: Заповедь новую даю вам: любите друг друга. Как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга (Ин. 13, 34); Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, так как Я возлюбил вас (Ин. 15, 12); Кто любит брата своего: тот во свете пребывает, и нет в нем преткновения (1 Ин. 2, 10); Возлюбленные! станем любить друг друга; ибо любовь от Бога, и всякой, кто любит, рожден от Бога, и знает Бога (1Ин. 4, 7); Бога не видал никто никогда. Естьли мы любим друг друга; то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершилась в нас (1Ин. 4, 12); Станем и мы любить Его, потому что Он еще прежде возлюбил нас. Кто говорит: я люблю Бога; а брата своего ненавидит; тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И заповедь мы имеем от Него таковую, чтобы всякой, любящий Бога, любил и брата своего (1Ин. 4, 19 — 21).
Главный герой романа «Идиот» князь Мышкин (которого Достоевский в черновиках к роману трижды именует «князь-Христос») наделен, по выражению преподобного Иустина (Поповича), «христоликими» чертами. Он добр, невинен, готов простить всякому любую обиду, но в нем нет той Божественной силы, которая есть во Христе. Князь Мышкин — это Христос, увиденный глазами Д. Штрауса, Э. Ренана и других западных идеологов, отрицавших Божественное достоинство Христа. Он всех любит, но не только не спасает, но губит всех своей бессильной любовью. «Окружающие возлагают на него все свои упования, надеются, что он спасет их. Но спасти всех способен только Бог, и спасти не всепрощением и одобрением, но указанием на путьочищения от собственных грехов и благодатной божественной помощью на этом пути. Мышкин же, породив надежду в одном, не может не броситься на призыв о помощи другого, а тот первый, которого он оставил, падает, ибо оперся на него всем свои существом, – пишет К. Степанян. – Таким образом, Достоевский ответил тем – очень и очень многим – людям, последователям Д.Ф. Штрауса и Э. Ренана, кто (и тогда, и сейчас) считал, что Христос был всего лишь великим человеком: в таком случае Он оказался бы погребен под грудой калек и грешников, желавших спасения». Поэтому принципиальное значение имеют те пометки Достоевского, котрыми он отчеркивает стихи Нового Завета, выражающие веру во Христа как в Богочеловека: «...видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9); «Я и Отец — одно» (Ин., 10, 30), «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6). Лишь через евангельскую жизнь во Христе можно найти решение вопросов, волнующих человечество. Попытка найти их решение окольными путями не только обречена на провал, но неизбежно умножает количества зла в мире. Зло старается выдать себя за добро, как антихрист пытается выдать себя за Христа, а апокалиптический зверь из бездны — за агнца. Как красноречива в этом смысле пометка пометка Достоевского напротив стиха Апокалипсиса: «И видел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога подобные агнчим, и говорил как дракон» (Откр. 13, 11). Комментарий Достоевского на полях гласит: «Социал<изм>». Последняя пометка 26 января 1881 г. Достоевский внезапно заболел, у него началось легочное кровотечение. Придя в себя после приступа, он попросил привести священника, исповедовался и причастился. На следующий день он проснулся с мыслью, что сегодня умрет. Его жена Анна Григорьевна пыталась переубедить мужа, но он ответил: «Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие!» Анна Григорьевна подала Достоевскому книгу Нового Завета, которая, по ее словам, «всегда лежала у мужа на виду на его письменном столе, и он, часто, задумав или сомневаясь в чем-либо, открывал наудачу это Евангелие и прочитывал то, что стояло на первой странице (левой от читающего). И теперь Федор Михайлович пожелал проверить свои сомнения по Евангелию. Он сам открыл святую книгу и просил прочесть.
– Ты слышишь – «не удерживай» – значит, я умру, – сказал муж и закрыл книгу». Это место Евангелия (стихи 14-15 3 главы Евангелия от Матфея) Анна Григорьевна подчеркнула карандашом и рядом записала: «Открыты мною и прочтены по просьбе Федора Михайловича в день его смерти, в 3 часа». Эта запись стала последней пометкой в Новом Завете Достоевского. После того, как в 11 часов повторилось горловое кровотечение, и Достоевский почувствовал необыкновенную слабость, он позвал детей, взял их за руки и попросил жену прочесть притчу о блудном сыне. В 20 часов 30 минут 28 января 1881 г. Достоевский скончался. За два часа до кончины писатель завещал Новый Завет своему сыну Федору.
Литература 1. Библиотека Ф.М. Достоевского: Опыт реконструкции. Научное описание. СПб., 2005. 2. Громыко М.М. Сибирские знакомые и друзья Ф.М. Достоевского. Новосибирск, 1985. 3. Достоевский: роман и Евангелие (беседа болгарского русисита Э. Димитрова с вице-президентом Российского общества Достоевского К. Степаняном) (http://magazines.russ.ru/znamia/red/stepint.html). 4. Евангелие Достоевского. В 2-х томах. Т. 1: Личный экземпляр Нового Завета 1823 года издания, подаренный Ф.М. Достоевскому в Тобольске в январе 1850 года; Т. 2: Исследования. Материалы к комментарию. М., 2010. 5. Захаров В.Н. Достоевский и Евангелие (http://www.pravmir.ru/article_3774.html). 6. Сильвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. СПб., 2001. 7. Kjetsaa G. Dostoevsky and His New Testament // Dostoevsky Studies. V. 4. Toronto, 1983 (http://www.utoronto.ca/tsq/DS/04/095.shtml). http://www.pravoslavie.ru/jurnal/51647.htm |
||||||||||
| Евангелие Ф.М. Достоевского |
Но Достоевского ждало неожиданное утешение: на пересыльном дворе петрашевцев тайно посетили жены декабристов — П.Е. Анненкова с дочерью Ольгой, Ж.А. Муравьева и Н.Д. Фонвизина. Они снабдили узников пищей, теплыми вещами и каждому из них подарили экземпляр Нового Завета со спрятанными в обложку десятирублевыми ассигнациями. Деньги, конечно, очень пригодилось на каторге, но самым главным в этом подарке был сам Новый Завет — утешительное благословение и ободряющее напутствие в неведомую, страдальческую каторжную жизнь.
Омский острог
Достоевскому пришлось отбывать каторгу в Омском остроге, предназначенном для самых опасных преступников (разбойников, убийц-рецидивистов и т.п.). Условия содержания были тяжелыми. Старый, ветхий барак, в котором летом было нестерпимо душно, а зимой невыносимо холодно; теснота; грязь; огромное количество блох, вшей и тараканов; страдания от кандалов, которые было положено носить, не снимая (следы от них остались у писателя на всю жизнь); истощение от тяжелых работ и плохого питания; приступы эпилепсии, начавшейся именно в этот период; невозможность даже краткого уединения — все это делало существование вчерашнего столичного литератора в занесенном снегами сибирском каторжном остроге крайне мучительным. И вот, в такой обстановке душевных страданий и житейской неустроенности, в сердце Достоевского разыгрывалась драма переосмысления мировоззрения или, как он называл ее сам, «перерождения убеждений».
«Перерождение убеждений»
 |
В черновиках к роману «Бесы» сохранились воспоминания писателя о том, как Белинский «обращал» в атеизм своего ученика, а ответ на возражения ругал Христа самыми грязными словами. ««И всегда–то он сделает, когда я обругаюсь, такую скорбную, убитую физиономию», — говорил Бе<линский>, указывая на Д<остоевского> с самым добродушным, невинным смехом». Выслушивание подобных кощунств, да и само увлечение социализмом, не могли пройти бесследно для его веры. Теперь, на каторге, Достоевский, вчитываясь в строки Нового Завета, как бы заново открывал для себя красоту Личности Христа и глубину христианства.
«Под подушкой его лежало Евангелие...»
Заключённые в Омском остроге не имели права читать никаких книг, кроме духовных. Новый Завет, таким образом, был единственным изданием, которое Достоевский мог держать у себя, не нарушая внутреннего распорядка острога. Правда, первое время с ним была еще одна книга — Библия небольшого формата на славянском языке, присланная по его просьбе братом в каземат Петропавловской крепости. Однако эту Библию у Достоевского в остроге украли. Книгу же Нового Завета он сохранял на протяжении всей каторжной жизни. «Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге, – вспоминал сам Достоевский. – Я читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного».
В книге Нового Завета Достоевский хранил небольшую тетрадь в восьмую долю листа. В нее он заносил свои наблюдения над народной речью и каторжной жизнью — материал для будущих сочинений (учёные называют ее «Сибирской тетрадью»). Делать это приходилось тайно: заключённым было запрещено иметь письменные принадлежности. Современный специалист по творчеству Достоевского В.Н. Захаров заметил, что по формату Новый Завет и Сибирская тетрадь совпадают, и предположил, что это неслучайно. Гипотеза его вскоре нашла косвенное подтверждение: «И вот, когда на моем столе в читальном зале рукописного отдела Российской государственной библиотеки наконец–то оказались рядом Сибирская тетрадь и Евангелие, я получил подтверждение своему предположению: Сибирская тетрадь идеально вкладывается в середину и в конец Нового Завета», – рассказывает исследователь.
Н.Д. Фонвизина
Обстоятельства сложились так, что в Омском остроге Достоевскому представилась возможность читать не только Новый Завет, но и богословскую литературу, помогавшую лучше понять евангельские события. Это стало возможным благодаря знакомству Достоевского с женами декабристов, завязавшемуся в Тобольске. В Омске они продолжали поддерживать оказавшегося в заключении писателя. Самые глубокие и духовно-доверительные отношения сложились у Достоевского с одной из них — Н.Д. Фонвизиной.
 |
Наталья Дмитриевна была чуть ли не единственным человеком, кто писал Достоевскому в острог (даже любимый брат писателя не осмелился поддерживать переписку с государственным преступником). Она постаралась помочь Достоевскому через друзей, принадлежавших к ее кружку — протоиерея Стефана Яковлевича Знаменского (прославлен во святых в 1984 г. в лике праведных) и священника Александра Ивановича Сулоцкого. Через тюремного врача И.И. Троицкого им удалось добиться разрешения передавать Достоевскому духовные книги и журналы. Среди первых же переданных писателю изданий были номера журнала «Христианское чтение» 1828 г. с замечательным произведением архиепископа Иннокентия Херсонского «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа». Можно не сомневаться, что эта книга, на страницах которой очень талантливо и ярко излагается Евангелие, произвела на Достоевского чрезвычайное впечатление (в его личной библиотеке в последующем будет храниться три разных издания этой книги).
Каторга стала для Достоевского местом, где он заново открыл для себя Евангелие. Поэтому он вспоминал о ней не только без ропота, но даже с благодарностью. «О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! – восклицал он, например, в 1874 г. в разговоре с писателем Вс.С. Соловьевым. – Я только там и жил здоровой и счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик… Христа понял… русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Ах, если бы вас на каторгу!».
Именно по выходе из каторги Достоевский в письме к Н.Д. Фонвизиной записал свой знаменитый «символ веры»: «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
Пометы Достоевского
Книга, подаренная Достоевскому в Тобольске, представляет собой первое полное издание Нового Завета на русском языке (без параллельного славянского текста) в переводе Российского Библейского Общества (1823). Страницы ее содержат многочисленные следы чтения Достоевского — сгибы листов, отчеркивания ногтем и сухим пером, карандашом и чернилами, а также краткие записи. Эти пометки впервые были изучены норвежским литературоведом-русистом Г. Хьетсо в специальном исследовании «Достоевский и его Новый Завет» (1984). В 2010 г. они были полностью воспроизведены в комментированном фототипическом издании экземпляра Нового Завета Достоевского, подготовленном В.Н. Захаровым, В.Ф. Молчановым и Б.Н. Тихомировым. При подготовке этого замечательного издания было выявлено (при помощи самых современных технических средств) 1413 пометок. Благодаря проекту «Евангелие Достоевского», осуществленному под руководством профессора В.Н. Захарова: http://dostoevskij.karelia.ru/Gospel/, сейчас любой желающий может познакомится с ними и в сети интернет.
По наблюдению Г. Хьетсо, из всего Нового Завета наибольшее внимание Достоевского привлекли книги, написанные святым Апостолом и Евангелистом Иоанном — именно в них сосредоточено самое значительное число помет: Евангелие от Иоанна, Первое послание апостола Иоанна и Апокалипсис.
Вера во Христа
Апостола Иоанна недаром называют Апостолом Любви. Проповедь любви как основы христианской жизни, запечатлелась во многих местах его писаний. Эти места и привлекли Достоевского. Писатель отчёркивает:
Заповедь новую даю вам: любите друг друга. Как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга (Ин. 13, 34); Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, так как Я возлюбил вас (Ин. 15, 12); Кто любит брата своего: тот во свете пребывает, и нет в нем преткновения (1 Ин. 2, 10); Возлюбленные! станем любить друг друга; ибо любовь от Бога, и всякой, кто любит, рожден от Бога, и знает Бога (1Ин. 4, 7); Бога не видал никто никогда. Естьли мы любим друг друга; то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершилась в нас (1Ин. 4, 12); Станем и мы любить Его, потому что Он еще прежде возлюбил нас. Кто говорит: я люблю Бога; а брата своего ненавидит; тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И заповедь мы имеем от Него таковую, чтобы всякой, любящий Бога, любил и брата своего (1Ин. 4, 19 — 21).
 |
| Евангелие Ф.М. Достоевского |
Но Достоевского ждало неожиданное утешение: на пересыльном дворе петрашевцев тайно посетили жены декабристов — П.Е. Анненкова с дочерью Ольгой, Ж.А. Муравьева и Н.Д. Фонвизина. Они снабдили узников пищей, теплыми вещами и каждому из них подарили экземпляр Нового Завета со спрятанными в обложку десятирублевыми ассигнациями. Деньги, конечно, очень пригодилось на каторге, но самым главным в этом подарке был сам Новый Завет — утешительное благословение и ободряющее напутствие в неведомую, страдальческую каторжную жизнь.
Омский острог
Достоевскому пришлось отбывать каторгу в Омском остроге, предназначенном для самых опасных преступников (разбойников, убийц-рецидивистов и т.п.). Условия содержания были тяжелыми. Старый, ветхий барак, в котором летом было нестерпимо душно, а зимой невыносимо холодно; теснота; грязь; огромное количество блох, вшей и тараканов; страдания от кандалов, которые было положено носить, не снимая (следы от них остались у писателя на всю жизнь); истощение от тяжелых работ и плохого питания; приступы эпилепсии, начавшейся именно в этот период; невозможность даже краткого уединения — все это делало существование вчерашнего столичного литератора в занесенном снегами сибирском каторжном остроге крайне мучительным. И вот, в такой обстановке душевных страданий и житейской неустроенности, в сердце Достоевского разыгрывалась драма переосмысления мировоззрения или, как он называл ее сам, «перерождения убеждений».
«Перерождение убеждений»
|
В черновиках к роману «Бесы» сохранились воспоминания писателя о том, как Белинский «обращал» в атеизм своего ученика, а ответ на возражения ругал Христа самыми грязными словами. ««И всегда–то он сделает, когда я обругаюсь, такую скорбную, убитую физиономию», — говорил Бе<линский>, указывая на Д<остоевского> с самым добродушным, невинным смехом». Выслушивание подобных кощунств, да и само увлечение социализмом, не могли пройти бесследно для его веры. Теперь, на каторге, Достоевский, вчитываясь в строки Нового Завета, как бы заново открывал для себя красоту Личности Христа и глубину христианства.
«Под подушкой его лежало Евангелие...»
Заключённые в Омском остроге не имели права читать никаких книг, кроме духовных. Новый Завет, таким образом, был единственным изданием, которое Достоевский мог держать у себя, не нарушая внутреннего распорядка острога. Правда, первое время с ним была еще одна книга — Библия небольшого формата на славянском языке, присланная по его просьбе братом в каземат Петропавловской крепости. Однако эту Библию у Достоевского в остроге украли. Книгу же Нового Завета он сохранял на протяжении всей каторжной жизни. «Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге, – вспоминал сам Достоевский. – Я читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного».
В книге Нового Завета Достоевский хранил небольшую тетрадь в восьмую долю листа. В нее он заносил свои наблюдения над народной речью и каторжной жизнью — материал для будущих сочинений (учёные называют ее «Сибирской тетрадью»). Делать это приходилось тайно: заключённым было запрещено иметь письменные принадлежности. Современный специалист по творчеству Достоевского В.Н. Захаров заметил, что по формату Новый Завет и Сибирская тетрадь совпадают, и предположил, что это неслучайно. Гипотеза его вскоре нашла косвенное подтверждение: «И вот, когда на моем столе в читальном зале рукописного отдела Российской государственной библиотеки наконец–то оказались рядом Сибирская тетрадь и Евангелие, я получил подтверждение своему предположению: Сибирская тетрадь идеально вкладывается в середину и в конец Нового Завета», – рассказывает исследователь.
Н.Д. Фонвизина
Обстоятельства сложились так, что в Омском остроге Достоевскому представилась возможность читать не только Новый Завет, но и богословскую литературу, помогавшую лучше понять евангельские события. Это стало возможным благодаря знакомству Достоевского с женами декабристов, завязавшемуся в Тобольске. В Омске они продолжали поддерживать оказавшегося в заключении писателя. Самые глубокие и духовно-доверительные отношения сложились у Достоевского с одной из них — Н.Д. Фонвизиной.
|
Наталья Дмитриевна была чуть ли не единственным человеком, кто писал Достоевскому в острог (даже любимый брат писателя не осмелился поддерживать переписку с государственным преступником). Она постаралась помочь Достоевскому через друзей, принадлежавших к ее кружку — протоиерея Стефана Яковлевича Знаменского (прославлен во святых в 1984 г. в лике праведных) и священника Александра Ивановича Сулоцкого. Через тюремного врача И.И. Троицкого им удалось добиться разрешения передавать Достоевскому духовные книги и журналы. Среди первых же переданных писателю изданий были номера журнала «Христианское чтение» 1828 г. с замечательным произведением архиепископа Иннокентия Херсонского «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа». Можно не сомневаться, что эта книга, на страницах которой очень талантливо и ярко излагается Евангелие, произвела на Достоевского чрезвычайное впечатление (в его личной библиотеке в последующем будет храниться три разных издания этой книги).
Каторга стала для Достоевского местом, где он заново открыл для себя Евангелие. Поэтому он вспоминал о ней не только без ропота, но даже с благодарностью. «О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! – восклицал он, например, в 1874 г. в разговоре с писателем Вс.С. Соловьевым. – Я только там и жил здоровой и счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик… Христа понял… русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Ах, если бы вас на каторгу!».
Именно по выходе из каторги Достоевский в письме к Н.Д. Фонвизиной записал свой знаменитый «символ веры»: «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
Пометы Достоевского
Книга, подаренная Достоевскому в Тобольске, представляет собой первое полное издание Нового Завета на русском языке (без параллельного славянского текста) в переводе Российского Библейского Общества (1823). Страницы ее содержат многочисленные следы чтения Достоевского — сгибы листов, отчеркивания ногтем и сухим пером, карандашом и чернилами, а также краткие записи. Эти пометки впервые были изучены норвежским литературоведом-русистом Г. Хьетсо в специальном исследовании «Достоевский и его Новый Завет» (1984). В 2010 г. они были полностью воспроизведены в комментированном фототипическом издании экземпляра Нового Завета Достоевского, подготовленном В.Н. Захаровым, В.Ф. Молчановым и Б.Н. Тихомировым. При подготовке этого замечательного издания было выявлено (при помощи самых современных технических средств) 1413 пометок. Благодаря проекту «Евангелие Достоевского», осуществленному под руководством профессора В.Н. Захарова: http://dostoevskij.karelia.ru/Gospel/, сейчас любой желающий может познакомится с ними и в сети интернет.
По наблюдению Г. Хьетсо, из всего Нового Завета наибольшее внимание Достоевского привлекли книги, написанные святым Апостолом и Евангелистом Иоанном — именно в них сосредоточено самое значительное число помет: Евангелие от Иоанна, Первое послание апостола Иоанна и Апокалипсис.
Вера во Христа
Апостола Иоанна недаром называют Апостолом Любви. Проповедь любви как основы христианской жизни, запечатлелась во многих местах его писаний. Эти места и привлекли Достоевского. Писатель отчёркивает:
Заповедь новую даю вам: любите друг друга. Как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга (Ин. 13, 34); Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, так как Я возлюбил вас (Ин. 15, 12); Кто любит брата своего: тот во свете пребывает, и нет в нем преткновения (1 Ин. 2, 10); Возлюбленные! станем любить друг друга; ибо любовь от Бога, и всякой, кто любит, рожден от Бога, и знает Бога (1Ин. 4, 7); Бога не видал никто никогда. Естьли мы любим друг друга; то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершилась в нас (1Ин. 4, 12); Станем и мы любить Его, потому что Он еще прежде возлюбил нас. Кто говорит: я люблю Бога; а брата своего ненавидит; тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И заповедь мы имеем от Него таковую, чтобы всякой, любящий Бога, любил и брата своего (1Ин. 4, 19 — 21).
|
|
