Муж победы

Муж победы

Часть 1

Штейбен К. Портрет А.В.Суворова

40 лет военной карьеры, более 60 крупных сражений, ни одного поражения. Противник ни разу не владел инициативой на поле боя. Потери – минимальные в истории русского оружия.

Штабные теоретики ломают головы до сих пор: «Как это возможно?!» Как возможно в численном меньшинстве взять одну из неприступнейших крепостей своего времени, потеряв всемеро меньше неприятеля солдат, когда по всем правилам военного искусства минимальное соотношение нападающей и обороняющейся сторон – 3:1?!

Как возможно провести усталое, голодное, плохо экипированное 20-тысячное войско через альпийские хребты, где «зияли окрест нас пропасти, льдины и камни», терпя засады и штурмуя укрепления, организованные опытным, превосходящим в силах противником, и в итоге сохранить 2/3 личного состава, да еще захватить 1400 пленных?!

Рационального ответа не существует. «Человекам это не возможно, но не Богу, ибо все возможно Богу». Это отлично знал Александр Васильевич Суворов. «Бог нас водит. Он наш генерал», – часто напоминал он сослуживцам.

«Карьерный рост»

«Научись повиноваться, прежде чем повелевать другими», – говаривал Александр Васильевич молодым офицерам-выскочкам. Сам генералиссимус российских морских и сухопутных войск выучился этому в совершенстве.

В 1745 году пятнадцатилетним юношей Александр Суворов поступает рядовым мушкетером в лейб-гвардии Семеновский полк. Казарменный быт, строевая муштра, учебные тревоги и караульные наряды – удел следующих девяти лет его жизни. Несмотря на дворянское происхождение, он не чурается черновой работы. Никому не доверяет заботу о личном оружии и амуниции, называя ружье «своей женой». Его редко видят в театрах, на балах и товарищеских пирушках, а сэкономленные деньги он тратит на книги по истории, философии, физики и военному делу. Подъем до рассвета, обливание ледяной водой и гимнастика постепенно делают из тщедушного и хилого парня одного из выносливейших бойцов полка.

– Как тебя зовут? – однажды спросила прогуливающаяся по Петергофскому парку императрица Елизавета Петровна у худощавого капрала-часового.

Узнав, что это сын хорошо известного ей поручика лейб-гвардии Преображенского полка Василия Ивановича Суворова, она достала серебряный рубль.

– Государыня, не возьму, – отвечал ей почтительно молодой капрал, – устав гарнизонной и караульной службы не позволяет часовому брать мзду.

– Молодец, – сказала императрица, – знаешь службу. Сменишься – возьмешь, – и положила монету на гравий у ног Суворова.

Этот рубль Александр Васильевич хранил при себе всю жизнь.

В 24 года Суворова производят в офицеры. Многие его сверстники к тому времени уже штаб-офицеры и даже генералы. Суворова это не смущает, он сам не желает быстрого продвижения по службе. Штудируя биографии великих полководцев, летописи их военных действий, он рано понимает: каким бы ни был гениальным полководец, какими бы ни были изощренными его стратегия и тактика, в бой идет не он, а простой солдат. Постижению простого русского солдата и были посвящены годы службы Суворова в нижних чинах. «Он положил руку на сердце солдата и изучил его биение», – говорил Денис Давыдов. А суворовские ветераны вспоминали: «Да он отец наш был, он все наше положение знал, жил между нами, о нем у нас каждый день только и речи было, он у нас с языка не сходил. Суворов был солдатский генерал!»

«Испробовать пороху» ему впервые довелось в Семилетнюю войну (1756–1763). Офицер Генерального штаба, 29-летний Суворов быстро обращает на себя внимание начальства. Неожиданные, стремительные и смелые атаки суворовских отрядов неизменно завершаются успехом. У города Старгарда с горсткой конницы он нападает на прусский полк, сея сумятицу и панику в неприятельских рядах, а будучи окруженным, быстро пробивается, сохраняя плененных солдат и офицеров. «Делай на войне то, что противник посчитает за невозможное», – впредь уяснил себе молодой Суворов.

Осенью 1762-го Суворова производят в полковники и назначают командиром Астраханского, а затем и Суздальского полка. К 1770 году он генерал-майор, а «труды величайшие, небывалые в мире» еще только впереди. В свое время он станет генералиссимусом российским, графом Рымникским и князем Италийским, будет награжден высшими зарубежными и отечественными орденами.

«Я не прыгал смолоду, зато прыгаю теперь», – говорил с улыбкой седой полководец.

«Наука из чтениев»

Начинался и заканчивался суворовский день молитвой. Подъем в 2–3 часа ночи, обливание ледяной водой, с полчаса бег и гимнастические упражнения с попутным заучиванием вслух иностранных слов и выражений. Затем чаепитие и начало рабочего дня. В 11–12 часов подавался обед, а после, если представлялась возможность, следовал час-другой отдыха. Александр Васильевич не был гурманом, строго держал посты, практически не употреблял заморских фруктов и сладкого, предпочитая простую «мужицкую» пищу. Обедать в одиночестве ему было не привычно: за столом всегда присутствовали не менее 20 сослуживцев. Иногда он позволял себе пропустить рюмку тминной водки и стакан кипрского вина. Но как только он собирался превысить норму, перед глазами, как из-под земли, вырастал адъютант Петро Тищенко и командовал: «Выйти из-за стола!»

– Кто приказал? – осведомлялся полководец.

– Фельдмаршал Суворов! – был неизменный ответ.

– Надобно слушаться, помилуй Бог, надобно! – покорно соглашался Александр Васильевич.

Тот же Тищенко отдавал команду отбой в 22:00–23:00 и стягивал за ноги с постели своего начальника, проспавшего час подъема.

«В кабинетах врут, на поле бьют», – любил повторять великий полководец. Но кабинетной работы в его жизни едва ли было меньше полевой. Суворов владел шестью иностранными языками, в совершенстве знал военную историю, изучал богословие, философию, физику. Он также выписывал основные периодические издания Европы и России, вел переписку со многими видными военным и политическими деятелями и сходу цитировал литературных знаменитостей своего времени.

«Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех потребны, – писал Суворов в одном из писем, – только тщетны они, если не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затвердениях каждому должности его… Генералу необходимо непрерывное самообразование себя науками, нужна непрестанная наука из чтениев; только беспрестанное изощрение взгляда сделает великим полководцем…»

Молодым офицерам он лично рекомендовал список книг. А еще – брать себе в пример для подражания героя военных летописей, тщательно изучать историю его успеха и стараться обогнать его на профессиональном поприще. Для самого Суворова непререкаемым авторитетом служил Юлий Цезарь, от которого он перенял, в первую очередь, простоту, скорость и эффективность.

«Если был бы я Цезарь, – размышлял Александр Васильевич, – то старался бы иметь всю благородную гордость души его, но всегда чуждался бы его пороков».

В местах постоянного базирования своих войск Суворов строил школы для дворянских и солдатских детей и сам являлся преподавателем. Его перу принадлежит учебник по началам арифметики, солдатский молитвенник и краткий катехизис. Свой боевой опыт Александр Васильевич обобщил в произведении «Наука побеждать». Десятки тысяч солдат и офицеров знали ее наизусть, особенно вторую часть с названием «Словесное поучение солдатам» и подзаголовком «Разговор с солдатами их языком».

«Ученье – свет, неученье – тьма», «тяжело в ученье – легко в бою», «за одного ученого трех неученых дают», – авторство этих поговорок, давно воспринимающихся народными, принадлежит именно Суворову. «Побеждай противника сначала мыслью, потом делом», – было основным его профессиональным кредо.

А вот «проклятую немогузнайку» он терпеть не мог! На любой вопрос воин должен найти ответ, считал Александр Васильевич. Проявить смекалку, находчивость, сообразительность – что угодно, но дать четкий и ясный ответ. Причем немедленно.

– Сколько звезд на небе? – как-то спросил Суворов у встречного солдата.

Тот остановился, посмотрел на вечерний небосклон.

– Постойте, сейчас посчитаю. Раз, два, три…

– Смотри не ошибись, – напутствовал его улыбкой полководец.

В другой раз тот же вопрос он задал офицеру и получил мгновенный ответ:

– Столько, сколько ни один дурак не сможет задать вопросов.

Александр Васильевич поначалу рассердился, но, поразмыслив, рассмеялся и велел наградить находчивого остряка. В противном же случае: «За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартирный».

«Если кто теряется от одного слова, то на что же он будет годен при неожиданной неприятельской атаке?» – объяснял причину жестких мер великий полководец.

«Теория без практики мертва!» – тоже выражение Александра Васильевича. Обучение действием – один из основных элементов суворовской системы воспитания.

Марширует суворовский полк карельскими лесами. Впереди – река и крепкий, широкий мост. Но Суворов командует: «Переходить вброд!» Тут же на другом берегу «разбор полетов»: правильно ли выбрано место для переправы. И раздача «слонов»: у кого порох сухой – получит пряники, остальные – «что ж братцы, я не виноват».

Или вот показались купола церквей и могучие монастырские стены. «Штурм с марша!» – звучит команда. Через пару часов игумен садится писать жалобу Екатерине II, но та уже привыкла к «суворовским чудачествам» и в который раз прощает ему очередную проделку…

Суворова называют «Пушкиным военной культуры». Все его приказы и наставления отличаются простотой, ясностью и живостью. Такими же простыми и эффективными методами он учил своих солдат.

Например, если в штыковом бою преимущественно использовались пять элементарных приемов, Суворов добивался от своих солдат их совершенного исполнения. Военные эксперты давно подметили: в бою солдат делает именно то, чему его учили, только хуже. Чрезмерные сложность и «навороченность» лишь вредят делу на практике.

Не стеснялся Суворов вести «неправильную войну» – так тогда называли партизанские действия. Не чурался перенимать и удачный опыт у своих оппонентов. Так, у французов он взял метод перестроения в боевые порядки из колонн. А когда необходимо, использовал и тактику рассыпного боя, причем задолго до американцев, которым в этом вопросе приписывают первенство.

Но тех, «кто не бережет людей: офицеру – арест, унтер-офицеру и ефрейтору – палочки, да и самому палочки, кто себя не бережет». А пропускание сквозь строй для наказания шпицрутенами был естественный исход для мародера.

Существуют документальные свидетельства: под началом Суворова служили несколько полковников, выслужившихся из простых солдат. То есть из подневольных, крепостных людей. Каким колоссальным мотивационным фактором к самосовершенствованию на служебном поприще это служило в суворовских войсках, можно только догадываться.

Французский офицер Габриэль-Пьер Гильоманш-Дюбокаж, долгое время находившийся при Суворове, оставил любопытные заметки: «Нужно ли после этого удивляться о причинах непобедимости войска Суворова? Последний из солдат, попавший в сферу его влияния, узнавал и практически, и теоретически боевое дело лучше, чем теперь его знают в любой европейской армии… Для его солдата не было неожиданностей в бою, ибо он испытывал в мирное время самые тяжелые из боевых впечатлений; не могло быть ничего непонятного из того, что делалось в бою, ибо во всем военном деле он имел основательное теоретическое представление. А если человек выдержан так, что его ничем удивить невозможно, если он при этом знает, что делать в своей скромной сфере, – он не может быть побежден, он не может не победить».

Немудрено, что с нашего великого предка брали пример и венгры, и сербы, и австрийцы, и те же самые французы, и даже высокомерные англичане. Большими поклонниками Суворова были британский адмирал Горацио Нельсон и его российский коллега – святой и праведный воин Феодор Феодорович Ушаков. Оба они многое взяли из суворовской системы обучения. И оба не проиграли ни одного сражения.

Дела небывалые

«Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил», – ответили турки на ультиматум русских войск. И на то имели весомые аргументы. 12-метровый ров глубиной от 4 до 6 м, 10-метровые валы, 11 бастионов, 300 орудий и от 35 до 40 тысяч отборных войск под командованием опытного Айдозле-Мехмет-паши – крепость Измаил, построенная лучшими европейскими инженерами, считалась неприступной. 11 декабря 1790 года в предрассветном мраке 31-тысячная суворовская армия двинулась на штурм…

«Сегодня молиться, завтра учить войска, послезавтра – победа либо славная смерть!» – были последние слова Суворова на военном совете. По его приказу недалеко от лагеря были насыпаны точные копии измаиловских валов, построены макеты крепостных стен, на приступ которых Суворов с неделю водил своих чудо-богатырей, оттачивая тактику. Вызвано это было как заведенным у Суворова порядком, так и крайней необходимостью: половина солдат его армии были из нерегулярных, необученных и плохо вооруженных подразделений. Проблем добавили несколько предателей-перебежчиков, за несколько дней до наступления раскрывших туркам план штурма.

Это им не помогло. К 10 утра русские войска заняли основные укрепления, к 4 часам дня все было кончено: Измаил пал. Суворов потерял 4 тысячи воинов погибшими и 6 тысяч ранеными. Потери неприятеля – 26 тысяч убитыми и 9 тысяч пленными. Сравните цифры между собой и спросите любого военного – он вам ответит: такого не бывает!

Военная добыча была колоссальной: 265 пушек, 345 знамен, 10 000 лошадей, огромный запас пороха и провианта и товаров на миллион рублей. Суворов, как обычно, к захваченному добру не притронулся. Отказался он и от великолепного арабского скакуна, преподнесенного войсками: «Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду». Принял только саблю коменданта крепости и назначил нового – одного из своих любимых учеников Михаила Илларионовича Кутузова.

Покорение Измаила предрешило дальнейший исход войны: в 1791 году был заключен очень выгодный для России мир с Турцией. От Днестра до Кубани все северное Причерноморье вместе с Крымом отошло к Российской империи.

Ныне большая часть этих земель принадлежит Украине. Казалось бы, к личности Александра Васильевича здесь должны относиться с должным пиететом. К сожалению, вы практически не найдете о нем упоминаний на страницах школьных учебников истории. Вы найдете там удалых запорожских атаманов, совершавших набеги то на Крым, то на Польшу, то на Московию, или СС-овцев Шухевича или Бандеру – но только не Суворова, в войске которого донские казаки, прямые потомки запорожцев, всегда были одной из главных ударных сил и всегда особенно почитались великим полководцем. На этот счет Александр Васильевич, словно заглядывая вперед, был спокоен. Читая иностранную прессу, где, по понятным причинам, его часто выставляли в дурном свете, представляя кровожадным монстром, а неприятеля – несчастной жертвой, он говорил: «У этого наемника-историка два зеркала: одно, увеличительное, для своих, а уменьшительное для нас. Но потомство разобьет вдребезги оба и выставит свое, в котором мы не будем казаться пигмеями!»

Еще до взятия Измаила Суворов был у всех на слуху: и в армии, и при дворе. Годом ранее он с 25-тысячным войском наголову разгромил 100-тысячную турецкую армию на реке Рымник. После Измаила о нем заговорили далеко за пределами России. Английский лорд Байрон, мягко говоря, не особо симпатизировавший Александру Васильевичу, посвятил ему в своей поэме «Дон Жуан» такие строки:

Суворов появлялся здесь и там,
Смеясь, бранясь, муштруя, проверяя.
(Признаться вам, Суворова я сам
Необъяснимым чудом называю!)
То прост, то горд, то ласков, то упрям,
То шуткою, то верой ободряя,
То Бог, то арлекин, то Марс, то Мом,
Он гением блистал в бою любом.

(Песнь седьмая. 55. Пер. Т. Гнедич)

МУЖ ПОБЕДЫ.

Часть 2

Часть 1

Памятник Суворову в Тирасполе

Через четыре года Суворов отправился в Польшу – подавлять восстание Костюшко. Спустя 42 дня его руководства войсками, 23 октября 1794 года, Варшава капитулировала. Бой за Прагу – предместье польской столицы – был страшен: солдаты не знали пощады. В их памяти были свежи здешние, полугодовой давности, события, когда мятежники буквально вырезали русский гарнизон, убивая их безоружных соотечественников даже в церквях. Видя безудержное ожесточение войск, Суворов приказал поджечь мост через Вислу, ведущий в центр города. Этим он спас столицу Польши от полного разрушения. И удостоился от имени варшавян и городского магистрата подарка – золотой табакерки с надписью: «Варшава – избавителю своему». Суворов называл этот дар самым неожиданным сюрпризом после штурма.

 

Заняв город, Александр Васильевич вскоре освобождает 829 пленных польских офицеров и подписывает амнистию всем остальным участникам восстания. Многие были снабжены подъемными деньгами.

«…я проливал кровь ручьями, – говорил он в минуту откровенной беседы с рисовавшим его портрет живописцем Миллером. – Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего. Во всю жизнь мою никого не сделал несчастным. Ни одного приговора на смертную казнь не подписал. Ни одно насекомое не погибло от руки моей…»

«Весьма щадить жен, детей и обывателей…», «безоружных, женщин и детей не трогать», «не обижай обывателя: он тебя поит и кормит», «солдат не разбойник», – пожалуй, самые распространенные суворовские приказы и наставления.

Но в отношении настоящих врагов он не питал сентиментальных иллюзий:

«Человек, любящий своих ближних, человек, ненавидящий войну, должен добить врага, чтобы вслед за одной войной не началась другая».

Конец XVIII века, французская армия во главе с Наполеоном победоносно вторгается в Италию. Англия, Турция, Неаполитанское королевство, Россия и Австрия, владеющая в то время Италией, объединяют свои усилия в противостоянии французам. Польщенный Павел I удовлетворяет просьбу иностранных военачальников – назначить во главе союзных войск «знаменитого мужеством и победами» Суворова. «Достаточно этого чудака в белой рубашке просто возить и показывать войскам, и победа будет обеспечена», – говорили тогда австрийские генералы.

Для самого Суворова назначение главнокомандующим сулило исполнение давней мечты. Пристально следя за успехами молодого Наполеона, он нередко приговаривал: «Эх, далеко шагает мальчик, пора бы унять его».

Мечте не суждено было сбыться: на ратном поле два великих полководца так и не встретились. Зато Суворову удалось помериться силами с лучшими наполеоновскими генералами. Четыре месяца понадобилось ему, чтобы разбить и выгнать их из Италии – в два раза быстрее, чем они завоевали сапогообразный полуостров под руководством Бонапарта.

«Нет земли на свете, которая так была бы усеяна крепостями, как Италия. И нет так же земли, которая бы была так часто завоевана», – говорил Александр Васильевич, выигрывая сражения и покоряя города одним за другим. Брешия, Милан, Турин, Нови… – триумф был полный!

Европа чествовала русского полководца. На праздничных обедах возглашали его здоровье вслед за тостом, адресованным королю. Восторженные итальянцы подводили к нему детей целовать ему руку, как святому. В лондонских театрах в его честь воспевали оды и читались стихи. Портреты, карикатуры, медальоны с суворовским изображением наводнили лавки мелких торговцев; в моду вошли суворовские пироги и суворовская прическа. А во Франции составляли пари: за сколько времени дойдет он до Парижа.

Но взятие Парижа и сопутствующее этому укрепление позиций России не входило в планы союзников. Неожиданно австрийское правительство объявило о выводе своих войск из Швейцарии, где предполагались совместные действия с корпусом Римского-Корсакова. Русское войско оказалось предательски брошенным перед превосходящими силами противника. 10 сентября 1799 года Суворов с 20-тысячной армией спешно выступает из Италии на помощь соотечественникам. Путь его лежит через заснеженные Альпы.

 

В.Суриков.Переход Суворова через Альпы в 1799 году.

Римский-Корсаков разбит – об этом Суворов узнает через две недели. В том, что теперь он окружен воодушевленным победой неприятелем, у которого есть время занять высоты, укрепиться на перевалах и организовать засады, он отдает себе отчет. То, что по вине австрийских фуражиров съестных и боевых припасов едва ли хватит до конца похода, а летняя форма солдат едва ли подходит для высокогорных «прогулок», – уже не новость. Он все равно идет вперед. Европа, затаив дыхание, со дня на день ожидает весть о разгроме доселе непобедимого полководца.

 

Детальному разбору Швейцарского похода Суворова теперь посвящены избранные страницы всех военных учебников мира. Что в действительности пришлось пережить нашим предкам – одному Богу известно. Уже тот факт, что суворовский генерал Ребиндер последние дни похода ходил, обернув ступни ног кусками своего мундира, говорит о многом. Вот что впоследствии писал Александр Васильевич в донесении Павлу I:

«На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые и поглотить готовые гробы смерти… Все опасности, все трудности были преодолены, и, при такой борьбе со всеми стихиями, неприятель, согнездившийся в ущелинах и неприступных, выгоднейших местоположениях, не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на этом театре… Войска Вашего императорского величества прошли через темную горную пещеру Урзен-Лох, заняли мост, удивительной игрой природы из двух гор сооруженный и проименованный Тейфельсбрюкке (Чертов мост. –Д.И.). Оный разрушен неприятелем. Но сие не останавливает победителей. Доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершины в бездны и, достигая врага, поражают его всюду».

История сохранила эпизод военного совета в долине Муттенталь в самый опасный и, казалось бы, безвыходный момент Швейцарского похода. Вот как присутствовавший там Багратион описывает его.

– Теперь идти нам вперед, на Швиц, невозможно, – говорил Суворов. – У Массена (французского генерала, разбившего Римского-Корсакова. – Д.И.) свыше 60 тысяч человек, у нас нет полных 20 тысяч; идти назад – стыд… Это означало бы отступать… а русские… и я… никогда не отступали. Мы окружены горами. У нас осталось мало сухарей, а меньше того – боевых и артиллерийских снарядов. Мы будем окружены врагом сильным, возгордившимся победою… победою, устроенной коварною изменою.

Помощи теперь нам ждать не от кого; одна надежда на Бога, другая – на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, нами предводимых. Это одно остается нам. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире: мы на краю пропасти.

Но мы русские. С нами Бог. Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержавца отца нашего государя императора!.. Спасите сына его, великого князя Константина Павловича, залог царской милости к нам и доверенности! – с последними словами полководец пал к ногам Константина Павловича – младшего сына Павла I. 20-летняя монаршая особа воевала под суворовским началом в Италии и стойко переносила все тяготы Швейцарского похода.

За всех отвечал старший после Суворова генерал Вилим Христофорович Дерфельден:

– Отец Александр Васильевич! Мы видим и теперь знаем, что нам предстоит; но ведь ты знаешь, знаешь, отец, ратников, преданных тебе душою, безотчетно любящих тебя; верь нам! Клянемся тебе перед Богом за себя и за всех, что бы ни встретилось, в нас ты, отец, не увидишь ни гнусной, незнакомой русскому трусости, ни ропота. Пусть сто вражьих тысяч станут перед нами, пусть горы эти втрое, вдесятеро представят нам препон – мы будем победителями того и другого; все перенесем и не посрамим русского оружия; а если падем, то умрем со славою!.. Веди, куда думаешь; делай, что знаешь: мы твои, отец!.. Мы русские!

Тут же хором раздался клич: «Клянемся!» Суворов слушал, закрыв глаза, а когда открыл их, полные слез, произнес:

– Надеюсь… рад!.. Помилуй Бог… мы русские!.. Благодарю, спасибо! Разобьем врага, и победа над коварством… будет победа!.. – и, не теряя времени, начал раздавать указания к наступлению.

«У меня происходило необычайное, никогда не бывавшее волнение в крови, – делится Багратион своими ощущениями. – Меня трясла от темени до ножных ногтей какая-то могучая сила; я был в каком-то незнакомом мне положении, в состоянии восторженном – в таком, что если бы явилась тьма тьмущая врагов или тартар с подземными духами злобы предстали передо мной, я готов бы был с ним сразиться… То же было и со всеми, тут бывшими… Мы вышли… с восторженным чувством, с самоотвержением, силой воли и духа: победить или умереть, но умереть со славой – закрыть знамена наших полков телами нашими… И сделали все по совести, по духу, как русские… Сделали все, что только было в нашей силе…»

Французы потерпели сокрушительное поражение. По разным данным, они потеряли от 3 до 7 тысяч убитыми, 1200 попали в плен. Русские потери – 700 человек убитыми и ранеными. Сам Массена едва спася, оставив в кулаке пытавшегося скинуть его с лошади гренадера Матохина свой золотой эполет. Подлинность трофея подтвердил захваченный в плен французский генерал Ла Курк.

Швейцарцы встречали Суворова как освободителя от французской оккупации. Они были поражены точностью, с которой оборванные и голодные русские войска исполняли суворовский наказ – «обывателя не обижать!» На фоне страшных грабежей и насилия наполеоновских вояк это казалось чудом. До сих пор имя Суворова здесь вспоминают с теплотой и уважением: о нем и его солдатах рассказывают детям в школах, стоят памятники, открыты музеи.

«Побеждая всюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, – писал Павел I в ответ на донесение Суворова, – недоставало вам одного рода славы – преодолеть и саму природу; но вы и над нею одержали ныне верх».

Стать «победителем природы» Суворову было суждено (внимание!) – в 69 лет. Дорогие наши пенсионеры, вы часто даже не представляете, на что еще способны!

Деятельность неутомимая

«Горжусь, что я русский!», – часто говорил Александр Васильевич. Он же призывал: «Докажи, что ты русский!» И доказывал это каждой своей победой.

По Суворову, «побеждает тот, кто меньше себя жалеет». Он не жалел себя ни в учении, ни в бою. Его профессиональные знания поражали коллег, а оценки и прогнозы международной военно-политической обстановки, вместе со стратегическими планами ближайшей войны, помещавшиеся на двух-трех страница, были предельно точны и глубоки. Он предвидел вторжение Наполеона в Россию и предсказал его бесславный конец: «Тщетно двинется на Россию Европа. Она найдет здесь Леонида, Фермопилы и свой гроб». Но не раз он был и «на полногтя от смерти» – рядом со своими солдатами на передовой – даже в чине фельдмаршала.

 

Высший свет воспринимал его за чудака и полусумасшедшего – Суворов просто не оставлял ему другого выбора. Его пожизненная привычка спать на сене, закутавшись в солдатскую шинель, распространялась и на покои дворца Ее величества, в которых ему не раз приходилось гостить. На вопрос Екатерины II: «Чем мне наградить вас?» – Суворов просит оплатить счет за квартиру. «А разве много?» – удивилась императрица. «Много, матушка: три рубля с полтиной…» – вполне серьезно ответил Суворов, а после всем рассказывал: «Промотался! Хорошо, что матушка за меня платила, а то бы беда…» Подобные причуды вводили чопорных вельмож в растерянность и ступор, одновременно позволяя Суворову высказывать свое мнение на любую тему и на любом уровне. «Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре I и благодетельствовал России, кривлялся и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомонял буйных врагов Отечества», – говорил он о себе. «Над ним шутили в штабе иногда, а он брал сходу города», – написал о нем лорд Байрон в поэме «Дон Жуан».

 

Подобные анекдоты имели колоссальный успех в солдатской и офицерской среде, окутывая личность «отца нашего Суворова» дымкой очарования и сказочности.

Любил князь ходить между солдат в своей серенькой солдатской шинели и был всегда доволен, когда его не узнавали. Тут нередко случались с ним разные истории, и если описывать их, то понадобилась бы целая книга. Часто находили его в армии спавшим наповал с солдатами. А однажды окликнул никем не примеченного фельдмаршала присланный от генерала В.Х. Дерфельдена с бумагами сержант:

– Эй, старик, постой! Скажи, где пристал Суворов?

– А черт его знает, – был ответ.

– Как! – взмутился сержант. – У меня от генерала к нему бумаги.

– Не отдавай, – поморщился «старик». – Он теперь или мертвецки пьян, или горланит петухом.

Сержант взорвался, замахнулся палкой:

– Моли Бога, старикашка, за свою старость: не хочу руки марать! Ты, видно, не русский, что так ругаешь нашего отца и благодетеля!

Суворов – «давай Бог ноги»! Через час возвратился он домой. Узнавший его сержант пал колени, но главнокомандующий, обняв его, сказал:

– Ты доказал любовь к начальнику на деле: хотел поколотить меня за меня же…

А вот с любовью на личном фронте у Суворова не сложилось. Женившись в 44 года на княжне Варваре Ивановне Прозоровской, через десять лет он разорвал отношения с уличенной в измене супругой. Быть рядом со своенравным и вспыльчивым человеком, большую часть жизни пребывающим в походах и сражениях, – жребий не из легких, Варвара Ивановна не справилась. Хотя, кто знает, может быть, Господь попустил это, дабы Александр Васильевич смог целиком и полностью посвятить себя своему делу. «Господь дарует мне жизнь для блага государства, – писал Суворов. – Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ…» А «виновата она (Варвара Ивановна) была только в том, что я не умел ее любить», – считал великий полководец и до конца своих дней исправно перечислял ей содержание.

Раз определившись с призванием – «служить до издыхания государю и Отечеству», он всегда был верен ему до победного конца. И даже тогда, когда интересы Отечества шли вразрез с личными устремлениями, и даже тогда, когда государь лишал его любимого дела и отправлял в ссылку. Все сумел он стерпеть и пережить. И тем покрыл себя истинной славой – именно той, про которую сам писал: «Истинная слава не может быть оценена: она есть следствие пожертвования самим собой в пользу общего блага».

«Кто любит свое Отечество, тот подает лучший пример любви к человечеству» – вдумайтесь в это суворовское изречение и сравните его с лозунгами прозападных глобалистов, нивелирующих само понятие Родины. Но важно помнить, что в патриотизм Суворова не примешивалось ни капли небрежения к другим народам. Эстонец В.Х. Дерфельден, серб А.С. Милорадович, грузин П.И. Багратион – для Суворова что ни на есть русские. Последнему он завещал перед смертью: «Береги Россию!» И Петр Иванович Багратион с честью выполнил суворовский завет, сложив голову на Бородинском поле.

«Победа есть не роскошь, а первейшая необходимость». Суворов стремился к ней изо всех сил. Его вера в то, что «против храброго русского гренадера никакое в свете войско устоять не может», укрепляла и гренадера, и самого великого полководца. Слова «отступление», «поражение», «оборона» были запрещены к употреблению в суворовских войсках. В место них: «ничего – кроме наступательного», «кто отважен и смело идет прямо на неприятеля, тот одержал уже половину победы». В то же время – никакого бахвальства смелостью и пренебрежения к врагу: «Никогда не презирайте вашего неприятеля, каков бы он ни был. И хорошо узнавайте его оружие, его образ действовать и сражаться. Знай, в чем его сила и в чем слабость врага»; «не меньше оружия поражать противника человеколюбием». И, быть может, самое главное: «Одна минута решает ход баталии, один час – исход кампании, один день – судьбу империи… Я действую не часами, а минутами», «время – драгоценнее всего», «привыкай к деятельности неутомимой. Деятельность есть важнейшее из всех достоинств воинских» – но: «Тот не сделал ничего, кто не завершил дело полностью».

Суворовские принципы, не раз испытанные и проверенные на практике, неизменно давали один и тот же результат – победу. А когда их предавали забвению – мы терпели сокрушительные поражения. Так было при Аустерлице, и только назначение главнокомандующим суворовского ученика Кутузова исправило ситуацию. Неспроста и в ноябре 1941 года портреты Карла Маркса и Ленина в кабинете Сталина сменили изображения Суворова и Кутузова.

 

В чем секрет этих принципов? В их фундаментальности, а точнее – фундаменте. Они построены на камне – искренней, простой и ясной православной вере. «Молись Богу: от Него победа», – призывал Александр Васильевич. «Будь христианин; Бог Сам даст и знает, что когда дать», – наставлял он. Ни одно сражение не начинал он без войсковой молитвы, всякий бой заканчивал благодарственным молебном. «Безверное войско учить – что перегорелое железо точить», – говорил он и предписывал каждому воину обязательную молитву: «Пресвятая Богородица, спаси нас!», «Святителю отче Николае Чудотворче, моли Бога о нас!» – «без сей молитвы оружия не обнажать, ружья не заряжай, ничего не начинай!» Тот факт, что глубоко верующие солдаты чаще оставались невредимыми, не раз отмечал Александр Васильевич, но его, как и любого верующего человека, это нисколько не удивляло.

 

Вера научила Суворова любить Родину. А в любви нет страха. Умереть за Россию – дом Пресвятой Богородицы – для Александра Васильевича и его солдат было честью не меньшей, чем остаться в живых и победителями: «Кого из нас убьют – Царство Небесное! Церковь Бога молит. Останемся живы – нам честь, нам слава, слава, слава!»

В мирное время Суворов содержал старые и строил новые храмы: «я и всех своих оброков на этот предмет не жалею». Только после смерти Александра Васильевича обнаружилось: ежегодно перед Пасхой он перечислял в петербургскую городскую тюрьму по несколько тысяч рублей на выкуп неимущих должников. Никто, даже близкие, не ведали про это.

Уже прикованный к постели, Суворов дописывает начатый еще в Италии «Канон Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу», который «может быть поставлен в один ряд с известнейшими и самыми трогательными церковными песнопениями», по словам владыки Викентия, архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского.

6 мая 1800 года великого русского полководца не стало. С одним из последних вздохов он прошептал слова: «Долго гонялся я за славой – все мечта; покой души – у Престола Всевышнего».

А нам с вами, дорогие читатели, он всей своей жизнью, словно солдатам, выстроившимся в боевые колоны, громко, четко и ясно выкрикнул:

«Потомство мое прошу брать мой пример. Всякое дело начинать с благословения Божия. До издыхания быть верным государю и Отечеству; убегать роскоши, корыстолюбия и искать через истину и добродетель славу!»

Глупо было бы не воспользоваться столь дельными советами.

Даниил Ильченко

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/51192.htm