Биография Федора Федоровича Ушакова

Детство. В морском шляхетном корпусе

 Знаменитый русский флотоводец адмирал Федор Федорович Ушаков родился 13 (24) февраля 1745 г. в селе Бурнаково (ныне Тутаевский район Ярославской области), в небогатой дворянской семье: отцом его был Федор Игнатьевич Ушаков (1710-1781), сержант в отставке, а дядей - старец Феодор Санаксарский.

Происходил из мелкопоместных дворян Ярославской губернии. Подтверждением этому может служить старинный документ, в котором про деда адмирала сказано: «Быть в лето 1715 в великой России, в пределах града Ярославля, при реке Волге, близ села Романова, человек не от славных бояр, именем Игнатий Ушаков...». Родителей его звали Федор Игнатьевич и Параскева Никитична. Отец служил в гвардии. Воевал с турками в войну 1735 - 1739 годов, но после рождения третьего сына Федора он был уволен с жалованием сержантского чина лейбгвардии Преображенского полка. Вернувшись в родное село, он сменил царскую службу на хозяйственные хлопоты и воспитание детей.

В деревенском поместье было много простора для физического развития; Федор, обладая врожденным бесстрашием характера, нередко, в сопровождении таких же смельчаков, отваживался на подвиги не по годам - так, например, со старостой деревни он ходил на медведя. Эти качества - бесстрашие и пренебрежение опасностью - также укрепились в характере Федора. Скромный и уступчивый в обычных условиях, Федор Ушаков как бы перерождался в минуты опасности и без страха смотрел ей прямо в лицо.

В шестнадцать лет Федор был представлен в герольдмейстерскую контору для смотра, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен... желает-де он, Федор, в Морской кадетский корпус в кадеты».

В феврале 1761 года Федор Ушаков был зачислен кадеты.

Морской кадетский корпус

С первого дня поступления в Морской шляхетный кадетский корпус и до своего последнего часа Ушаков весь целиком, без остатка был предан морю, думал, болел и заботился о могуществе военно-морского флота России, о пользе и славе Отечества. Поступив в Морской корпус, Федор Ушаков все свое старание вложил в изучение морских наук. Он много читал. Досконально изучил петровский морской и адмиралтейские уставы, книги известного преподавателя Морской академии и Морского кадетского корпуса Н.Г. Курганова, такие, как «Наука морская - сиречь опыт теории и практики управления кораблем и флотом», «О науке военной», «Морской инженер», а также книги адмирала С.И. Мордвинова «Полное собрание о навигации в 4-х частях» и другие. Изучил он и труд французского ученого Госта «Искусство военных флотов, или Сочинение о морских эволюциях». Однако пытливый и острый ум Ушакова в качестве руководящего начала своей деятельности избрал не сочинение Госта, предписывающего шаблон и осторожность, а мысль, выраженную в петровском «Уставе военном», мысль которая также была и в «Морском уставе»: «Упреждать и всячески искать неприятеля опровергнуть».

Кадеты в корпусе были предоставлены самим себе, и при склонности подростков к подражанию дурные товарищи могли иметь большее влияние, чем хорошие. Кроме того, много надежд в деле воспитания возлагалось на розгу. Но неблагоприятные школьные условия не отразились на Ушакове; добрые свойства его характера, принесенные им в корпус из родной семьи, оградили его. Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и доброй нравственностью,прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории.

Обучаясь в Морском корпусе, Ушаков не только изучал морское дело теоретически. В 1764 и 1765 годах он совершал на кораблях «Ефстафий», «Наталия» и фрегате «Ульрика» практические плавания от Ревеля до Кронштадта и от него до острова Готланд и обратно.

5 мая 1766 года, после пятилетнего обучения, Ушаков успешно, четвертым по списку, окончил Морской шляхетный кадетский корпус, получил офицерский чин и был приведен к присяге:

«Аз, Федор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА любезнейшему Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийскаго престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови... В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!»

Вся последующая жизнь Федора Федоровича стала подтверждением того, что он ни в чем не изменил данной им присяге.

Для прохождения службы Ушаков был направлен на балтийский флот.

Первые шаги на морской службе

Северные моря редко бывают спокойными, и для молодого офицера это была хорошая морская школа.

Первые годы службы на флоте прошли в интенсивной учебе под руководством опытных моряков. За эти два года на пинке «Наргин» под командованием капитан-лейтенанта П.И. Глотова он совершил первое длительное плавание из Кронштадта вокруг Скандинавии в Архангельск и обратно. Затем на корабле «Три Иерарха» плавал по Финскому заливу.

Благодаря своему усердию, пытливости ума, ревностному отношению к делу и высоким душевным качествам, молодой мичман Федор Ушаков успешно прошел эту первую школу морской практики.

В конце 1768 года Адмиралтейство откомандировало молодого мичмана в Азовско-Донскую флотилию в распоряжение контр-адмирала А.Н. Сенявина.

30 июля 1769 года Ушаков был произведен в лейтенанты. До 1775 года он плавал на различных кораблях по Дону, Азовскому и Черному морям, выполняя различные задачи: транспортировку боеприпасов и материалов для постройки судов, занимал брандвахтенный пост у Керчи, командовал прамом № 5, четырьмя транспортными судами, ботом «Курьер», на котором плавал из Феодосии (Кафы) до Таганрогского порта. Где бы ни служил, что бы ни выполнял Ушаков, он всегда делал все отменно хорошо.

В 1775 году он был переведен в Санкт-Петербург в корабельную команду и 20 августа произведен в капитан-лейтенанты.

В это время готовилась экспедиция в Средиземное море для проводки через проливы в Черное море трех фрегатов из состава Балтийского флота под торговыми флагами. Корабли эти, нагруженные разными товарами, под торговым флагом и с убранными в трюм пушками, должны были после некоторого пребывания в Средиземном море проследовать в Константинополь в расчете, что турки пропустят этот «коммерческий» караван через проливы. Летом 1776 года на фрегате «Северный Орел» под командованием капитана 2-го ранга Козлянинова Ушаков совершил переход их Кронштадта в Средиземное море. По прибытии в Ливорно получил назначение командовать фрегатом «Св. Павел». На нем в начале 1777 года вместе с другими кораблями прибыл в Константинополь. Здесь корабли простояли девять месяцев, так как турецкое правительство, недовольное Кучук-Кайнарджийским миром, отказывалось пропустить фрегаты в Черное море. Пришлось возвращаться в Ливорно. Весь 1778 год Ушаков на «Св. Павле» плавал между Ливорно и Гибралтаром, а 24 мая следующего года возвратился в Кронштадт.

После похода отсюда к шведским шхерам Ушаков был назначен командиром корабля «Георгий Победоносец». В конце этого же года был командирован в Рыбинск и Тверь за корабельным лесом.

Особо примечательным для Ушакова был 1780 год, когда он получил предписание принять командование придворными яхтами на Неве. Это назначение было не по душе Ушакову. Ему хотелось настоящей морской работы, а не бить «склянки» на императорской яхте. Принципиальный, прямой, не признающий подобострастия придворного этикета, но уже показавший себя отличным боевым командиром, он добился перевода обратно на флот, на боевой корабль. Его сухость, сдержанность пришлись не по вкусу двору. Екатерина II посетившая яхту, сказала графу Чернышеву: «Ушаков слишком хорош для императорской яхты. Ему командовать боевым линейным кораблем». И Ушаков получил назначение командовать 64-пушечным кораблем «Виктор». В составе эскадры контр-адмирала Сухотина на «Викторе» он совершил переход из Балтики в Средиземное море, где нес службу защиты нейтральной торговли.

В 1782 году Ушаков был произведен в капитаны II ранга, возвратился в Кронштадт и был назначен командиром на вновь строящийся фрегат «Проворный», который обшивался белым металлом. Осенью этого же года Ушаков проводил испытания фрегатов «Проворный» и «Св. Марк».

Испытаниями этих кораблей закончился северный балтийский период морской службы Ушакова. В июне 1783 года он вновь был переведен на Черное море.

 

На Черном море. Чума

Первые плавания на Дону, в Азовском и Черном морях были для молодого Ушакова периодом приобретения опыта морской службы, командования кораблями, становление как офицера. Балтийский период способствовал дальнейшему совершенствованию в условиях дальних походов, а весь последующий период морской службы – Черноморский – был периодом расцвета исключительного таланта флотоводца, его замечательных душевных человеческих качеств и больших дипломатических способностей.

В конце XVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Черного моря. В 1775 году, при Императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Черном море регулярного линейного флота. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. Началась работа по сооружению эллингов под корабли, однако из-за больших трудностей с доставкой леса из глубинных районов России строительство затянулось. Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на строившиеся корабли.

Вот сюда, в августе 1783 года, в Херсон, прибыл и капитан второго ранга Федор Ушаков. Еще до подхода команд к Херсону Ушаков послал вперед лейтенанта для подготовки места, где нужно было разместить прибывшие команды. Лейтенант, возвратившись, доложил Ушакову, что в Херсоне чума.

В Херсоне был установлен карантин. В то время считалось, что чума распространяется по воздуху. Эпидемия усиливалась. Чума лишала тогда Главного командира Черноморского флота вице-адмирала Клокачева способности принять решение о том, как быть с прибывшей с Ушаковым командой в 700 человек, какие меры принять для борьбы с чумой. Остановить постройку кораблей, как предлагал Войнович, он не имел права, но и в условиях чумы не мог продолжать работы на верфях. И когда посланец Ушакова спросил, как доложить Ушакову, вице-адмирал сказал: «Пусть командир решает сам».

И Ушаков решил.

Капитан Федор Ушаков стал твердо устанавливать особый карантинный режим. Он распорядился разместить команды в степи. Были построены камышовые бараки, землянки. Сам начертил план размещения. Всю свою команду он разделил на артели. У каждой имелась своя палатка, по сторонам которой были установлены козлы для проветривания белья. На значительном удалении располагалась больничная палатка. Общение одной артели с другой было строго запрещено. Категорически запрещалось подчиненным общаться с посторонними. Организовал под строгим наблюдением обтирание матросов уксусом, окуривание пороховым дымом одежды и постелей. Усилил питание. Если в артели появлялся заболевший, его немедленно отправляли в отдельную палатку, а старую вместе со всеми вещами сжигали. Остальные артельщики переводились на карантин. В самое тяжелое по напряженности время эпидемии он никого не посылал в госпиталь, переполненный больными, и спас от смерти многих, пользуя их при команде. И работы на постройке корабля № 4 продолжались.

Пример распорядительности Ушакова в борьбе с чумой восприняли другие как на верфях, так и в Херсоне, и чума отступила. Энергичные действия по борьбе с чумой, предпринятые по инициативе Ушакова, дали положительные результаты.

За успешную борьбу с чумной эпидемией, за организацию и продолжение работ по строительству кораблей Ушаков получил благодарность и был награжден своим первым орденом Владимира IV степени. 1 января 1784 года ему было присвоено звание капитана I – го ранга.

Русский орден Святого Владимира

 

Русско-турецкие войны

В первой половине XVIII века плодородными землями Северного Причерноморья в низовьях Дона, Буга и Днепра владели Турция и её вассал крымский хан. Крымские ханы беспрерывно совершали разбойничьи набеги на Украину и прилегающие южнорусские губернии. Вторгаясь в пределы Украины и России, хищные орды грабили и разрушали все на своем пути. Они сотнями и тысячами угоняли жителей в рабство. Пограничное население – и русское, и украинское – очень страдало от этих набегов и несло огромный ущерб. Вместе с тем увеличение производства сельскохозяйственных продуктов на продажу выдвигало требование свободного провоза их через Черное и Средиземное моря. Но Россия не имела выхода к Черному морю. Еще по Белградскому договору с Терцией Россия вынуждена была срыть укрепления на Азове и уничтожить там свои морские силы. Больше тысячи галер, прамов, бригантин и других судов были распилена для береговых сооружений и на дрова. Турция стала полновластно владеть Черным и Азовским морями. Это препятствовало ведению торговли морскими путями со странами Южной Европы и Ближнего Востока. Поэтому основным содержанием внешней политики царского правительства в то время стала черноморская проблема.

В конце XVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Черного моря. В 1775 году, при Императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Черном море регулярного линейного флота. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. Началась работа по сооружению эллингов под корабли, однако из-за больших трудностей с доставкой леса из глубинных районов России строительство затянулось. Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на строившиеся корабли.

Турция, несмотря на несомненную слабость своего военно-экономического потенциала по сравнению с Россией, вела агрессивную политику. Она стремилась к дальнейшему захвату русских земель, постоянно провоцировала пограничные конфликты.

Интересы России и Турции столкнулись. В октябре 1768 года Турция развязала войну с Россией. Эта война, длившаяся 6 лет (1768 – 1774), закончилась поражением турок. Был подписан Кючук-Кайнарджийский мирный договор. По этому договору Россия получала свободный выход к Черному и Азовскому морям, а на Северном Кавказе – территорию до реки Кубань. К России переходили Азов, Таганрог, Керчь, Еникале и Кинбурн. Крымское ханство Шахин-Гирея выходило из-под вассальства Турции. Русские суда получили право свободно плавать по Черному морю и выходить через Босфор и Дарданеллы на мировые торговые пути.

Но Турция не смирилась с поражением. Она настойчиво стремилась к реваншу. Турецкий флот неоднократно появлялся у берегов Крыма, угрожая высадкой десанта. Татарское население Крыма подстрекалось к мятежу. Среди него разжигались антирусские настроения. В этих условиях русское правительство объявило о включении Крыма в состав. Трактатом между Россией и Турцией от 28 декабря 1783 года Крым был окончательно присоединен к России. И тогда же Екатериной II был издан указ об устройстве на южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было выстроить и «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение». В августе 1785 года в Севастополь из Херсона на 66-пушечном линейном корабле «Святой Павел» прибыл капитан первого ранга Федор Ушаков.

11 августа 1787 года Турция подготовила и предъявила один за другим два ультиматума: о возвращении Крыма и признании Грузии турецким вассалом, а также об осмотре всех русских судов, проходивших через черноморские проливы.

Россия отвергла эти требования. Турция вновь начала военные действия против России.

В этой войне проявились военные таланты двух выдающихся военачальников того времени - А.В. Суворова и Ф.Ф. Ушакова, а также героизм русских солдат и моряков.

Для ведения боевых действий были развернуты две армии: Екатеринославская под предводительством генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина-Таврического и Украинская генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского. На первое время им предписывалось лишь охранять российские границы, и только Севастопольскому флоту было приказано действовать решительно.

Князь Г. А. Потёмкин-Таврический

Граф П. А. Румянцев-Задунайский

Не сразу засияла над Черным морем звезда Ушакова. Первый выход Ушакова в море в августе 1787 г. в эскадре графа Марка Войновича, где он, командуя в чине бригадира кораблем «Св. Павел», был начальником авангарда, окончился неудачей. В поисках турецкого флота эскадра была застигнута у румелийских берегов страшным продолжительным штормом. Один корабль погиб, другой без мачт в полузатонувшем состоянии был занесен в Босфор и здесь захвачен турками: остальные в сильно потрепанном виде вернулись в Севастополь и требовали продолжительного ремонта. В борьбе со стихией Ушаков проявил себя смелым и знающим моряком и, занесенный к кавказским берегам, все же благополучно довел свой корабль до базы.

Вскоре произошла первая генеральная баталия между обоими флотами, где Ушаков в той же должности начальника авангарда блестяще проявил свое тактическое искусство.

 

Сражение при Фидониси

18 июня 1788 г., в день Очаковского сражения, корабли вышли из Севастополя и взяли курс к Днепровско - Бугскому лиману. В пути эскадра была задержана встречным ветром и лишь через 10 суток смогла достичь острова Тендра. Навстречу ей от Очакова двигался турецкий флот. Адмирал Гассан - паша, получивший донесение о приближении русской эскадры из Севастополя, сразу же принял решение дать ей сражение.

План-схема атаки Фидониси

Когда турецкий флот был замечен с кораблей Севастопольской эскадры, с русских кораблей насчитали 45 турецких судов; впоследствии к противнику прибыло на подкрепление ещё несколько боевых кораблей. По отношению сил неприятель имел по сравнению с Севастопольской эскадрой очень большое преимущество. Против двух русских линейных кораблей Гассан - паша располагал 17 линейными кораблями. Весьма значительное превосходство противника было и в артиллерийском вооружении кораблей: турки имели более 1500 орудий, а русские - всего лишь 550 орудий.

Контр - адмирал Войнович, ещё до встречи с неприятелем боявшийся боевого столкновения, при виде большого турецкого флота оказался не в состоянии возглавить управление вверенной ему эскадрой. В минуту решительной встречи с противником он самоустранился от руководства предстоящим сражением и передал фактическое командование своему подчинённому - командиру авангарда (передовой части эскадры). Возглавлял передовую эскадру командир линейного корабля «Св. Павел» капитан бригадирского ранга Ф. Ф. Ушаков.

В течение трёх дней русские и турецкие корабли маневрировали в море, стараясь занять наветренное положение для боя. Турецкому флоту удалось сохранить наветренное положение, которое для парусных кораблей давало ряд преимуществ.

К числу таких преимуществ относилось то, что наветренный флот мог выбирать время нападения и дистанцию боя, то есть обладал инициативой и возможностью навязать свою волю противнику, исходя из особенностей своего оружия и степени подготовки к бою. Во время сражения наветренным кораблям было значительно проще маневрировать и сближаться с неприятельскими кораблями. При артиллерийской перестрелке густой пороховой дым застилал подветренные корабли и мешал канонирам вести прицельный огонь; от наветренного флота дым относило в сторону подветренного флота, что облегчало ведение огня и обеспечивало хорошую видимость сигналов.

Пользуясь численным превосходством и выгодой занимаемого положения, адмирал Гассан - паша днём 3 июля построил свой флот в две колонны и повёл их к русской эскадре. Турецкий командующий поставил целью сосредоточить свои основные силы против русского авангарда, состоявшего из линейного корабля «Павел» и фрегатов «Борислав» и «Стрела».

С самого начала сражения первая колонна турецкого флота, состоявшая из наиболее мощных кораблей, возглавляемая самим Гассан - пашой, стремилась сблизиться с авангардом русского флота и нанести по нему сосредоточенный удар. Однако Ушаков сразу же разгадал замысел врага. Он приказал фрегатам «Борислав» и «Стрела» увеличить ход и начать обход приближавшейся боевой линии противника. Поставив все паруса, два передовых русских фрегата, за которыми следовал корабль «Павел», быстро пошли вперёд; за ними следовала вся русская эскадра.

Выполнение манёвра, задуманного Ф.Ф. Ушаковым, позволяло занять наветренное положение и поставить неприятельские корабли «в два огня», т. е. обстреливать их с обоих бортов. Однако турецкий адмирал поспешил принять необходимые меры: турецкие корабли также увеличили ход, не давая возможности русским кораблям обойти их и нарушить боевой порядок. Благодаря этому Гассан - паше удалось избежать обхода его боевой линии русскими кораблями. Но манёвр Ушакова не позволил неприятелю нанести сосредоточенный удар по русскому авангарду в самом начале сражения. Тогда турецкий адмирал предпринял вторичную попытку сосредоточить основные силы против русского авангарда.

После маневрирования турецкий флот сблизился на дистанцию пушечного выстрела и начал обстрел русских кораблей. Турецкий адмирал стремился выбрать такое расстояние между кораблями, чтобы огонь больших турецких орудий мог быть эффективным, а русские корабли, имевшие орудия меньшего калибра и стрелявшие на меньшее расстояние не могли причинить большого ущерба. Шесть турецких линейных кораблей поравнялись с русским авангардом и начали обстреливать три русских корабля.

Гассан - паша, писал Ф. Ф. Ушаков, «прибавя все паруса, бросился с чрезвычайной скоростью, как лев, атаковать передовые мои фрегаты». По сигналу Ушакова на русских кораблях также поставили все паруса, чтобы не допустить сближения неприятельских кораблей и в то же время отрезать от авангарда Гассан - паши часть его боевых судов. Замысел Ушакова удался. Передовые турецкие корабли увидели, что остаются отрезанными; один турецкий корабль, шедший впереди, «не дожидаясь никакого сигнала, с великой торопливостью без бою поворотил и ушёл». По второму турецкому кораблю с фрегатов «Борислав» и «Стрела» было сделано несколько удачных выстрелов, и он тоже повернул вспять. Гассан - паша стал палить ядрами по своим уходящим кораблям, но они, тем не менее, вышли из боевой линии авангарда.

Оказавшись впереди Гассан - паша «с превеликого азарту спустился ещё ближе и стал бортом прямо против двух фрегатов». Хотя «дрался он с чрезвычайным жаром», русские фрегаты нанесли ему большие повреждения: «...видно было, как большие доски летели с кормы его корабля». На помощь турецкому адмиралу стремились подойти другие его соседние корабли, но все они были отогнаны кораблём Ушакова. У одного из этих кораблей артиллеристы «Павла» сбили фок - мачту, у другого фор - стеньгу, а третий «за великой течью в самой скорости подо всеми парусами ушёл к стороне Аккермана». В корабле же Гассан - паши было «столько пушечных пробоин, что скоро сосчитать нельзя».

Одновременно с авангардом сражались и другие корабли русской эскадры. Фрегат «Кинбурн» удачными выстрелами дважды зажигал турецкий вице - адмиральский корабль, который стремился подойти на выручку Гассан - паше. В результате меткого огня черноморских моряков неприятель не стал пытаться продолжать сражение. В 5 часов вечера флагманский корабль вышел из боя и стал отходить. Это послужило сигналом для всего неприятельского флота. Сражение закончилось отступлением противника.

 

Продолжение войны

Морская баталия при острове Фидониси явилась первым боевым крещением Севастопольской эскадры - основного боевого ядра молодого черноморского флота. Успех русского флота в сражении был достигнут смелостью и отвагой черноморских моряков, их высокой боевой выучкой и мастерством. «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей, - писал Ушаков. - Они стреляли в неприятельские корабли не часто и с такой сноровкой, что казалось, каждый учится стрелять по цели, снаравливаясь чтобы не потерять свой выстрел».

Высокое мастерство в бою проявили командиры кораблей, и прежде всего командир авангарда Ф. Ф. Ушаков, являвшийся фактическим руководителем всей эскадры. Если до сражения при Фидониси многие турецкие военачальники считали русских моряков неопытными и неспособными для боя в открытом море, то успех в этой морской баталии лучше всего свидетельствовал о подготовленности русского Черноморского флота к решению сложных боевых задач.

Сражение при Фидониси имело важные последствия. До сих пор турецкий флот обладал господством на Чёрном море, не позволяя русским кораблям совершать дальние походы. Рейсы русских кораблей ограничивались прибрежными районами, преимущественно между Керчью, Севастополем, Херсоном. После же сражения, когда вражеский флот впервые был вынужден отступить перед русской парусной эскадрой в открытом море, положение изменилось. В сентябре 1788г. отряд крейсерских судов под командованием Д. Н. Сенявина вышел в первый боевой поход к берегам Турции. Русские корабли пересекли всё Черное море, достигли Синопа и прошли вдоль турецкого побережья, обстреливая приморские опорные пункты.

Вскоре после сражения при Фидониси во главе Севастопольской эскадры был поставлен контр - адмирал Ф. Ф. Ушаков; в марте 1790г. он был назначен командующим Черноморским флотом. Князь Потемкин писал Императрице: «Благодаря Бога, и флот и флотилия наша сильней уже турецкой. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник». А в боевой инструкции князя Потемкина Федору Ушакову говорилось: «Требуйте от всякого, чтоб дрались мужественно или, лучше скажу, по-черноморски; чтоб были внимательны к исполнению повелений и не упускали полезных случаев... Бог с вами! Возлагайте твердую на Него надежду. Ополчась Верою, конечно победим. Молю Создателя и поручаю вас ходатайству Господа нашего Иисуса Христа!»

Весной 1790 года стало известно, что Турция сосредотачивает крупные силы в портах Синопа и Анапа. Было очевидно: турки готовятся к высадке десанта в Крыму.

Схема сражения в Керченском проливе

Получив это сообщение, Ушаков вышел со своей эскадрой к берегам Анатолии. Он нанес сильный удар по Синопской бухте, захватил 12 купеческих судов, 6 из них привел в Анапе. Обнаружив турецкий флот в керченском проливе, разбил эскадру и сорвал высадку турецкого десанта в Крым.

Морской бой в Керченском проливе

Екатерина II писала князю Потемкину: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской... Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным».

Не прошло и четырех месяцев, как разгром турецкого флота в Керченском проливе позволил Потемкину с удовлетворением написать своему избраннику: «отдавая полное уважение победе, одержанной вами над флотом неприятельским... приписую оную благоразумию вашего превосходительства и неустрашимой храбрости вверенных вам сил...», а полтора месяца спустя Ушаков и флот ответили новой победой под Хаджибеем.

После поражения при Керчи разбросанный по всему морю турецкий флот вновь стал собираться в единую эскадру. Султан Селим Третий для верности дал в помощь командующему турецким флотом опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий в пользу Турции.

 

Сражение у о. Тендра

В начале августа 1790 г. русская армия предприняла крупное наступление против турецких крепостей Килия, Исакчи и Измаил, расположенных на Дунае. Для содействия сухопутным войскам на Дунае в Херсоне была сформирована гребная флотилия, которая должна была совершить переход в Дунай. Между тем в середине августа появившийся в северо-западной части моря турецкий флот занял позицию между Хаджибеем и Тендрой и преградил путь гребной флотилии. 25 августа русская эскадра из 10 линейных кораблей, 6 фрегатов, бомбардирского корабля и 20 вспомогательных судов (всего около 826 орудий) под командованием Ушакова вышла из Севастополя. В 10 час. 28 августа, следуя трехкильватарной колонной, русская эскадра обнаружила между Тендрой и Хаджибеем турецкий флот, стоявший на якоре. Он состоял из 14 линейных кораблей, фрегатов и 23 вспомогательных кораблей (всего 1400 орудий). Так как командующий турецким флотом Хюсейн не вел разведки и не обеспечил якорную стоянку своего флота дозором, появление русской эскадры явилось для турок полной неожиданностью. Они стали поспешно рубить якорные канаты и в беспорядке отходить в юго-западном направлении.

Сражение у о. Тендра

Стремясь как можно полнее использовать внезапность, Ушаков приказал прибавить парусов и начать атаку прямо из походного ордера. Около 12 часов, когда головные русские корабли были близки к тому, чтобы отрезать и уничтожить турецкий арьергард, Хюсейн, желая прикрыть свои концевые корабли, повернул на обратный курс. Таким образом, выиграв время и создав угрозу неприятельскому арьергарду, Ушаков вынудил турецкий флот, пытавшийся уклонится от боя, вступить в сражение с русской эскадрой.

Поворот Турецкого флота на обратный курс продолжался до 13 часов, воспользовавшись этим, Ушаков в 12 час. 30 мин., перестроил эскадру в одну кильватерную колонну и сделав разворот, лег на параллельный с противником курс, продолжая удерживать наветренное положение. Около 14 часов Ушаков, выделил в качестве тактического резерва 3 фрегата, приказал им держаться на ветре своего авангарда и не допустить охвата головы русской эскадры.

В 15 часов русские корабли, сблизившись с Турецким флотом на дистанцию картечного выстрела, атаковали его. Превосходство русских артиллеристов сказалось сразу же. В 15 часов 30 минут турки попытались увеличить расстояние, но русские корабли снова навязали им бой.

Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вел бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии. Российские суда храбро следовали примеру своего предводителя. Замешательство турок возрастало с каждой минутой. Теснимые русскими судами передовые неприятельские корабли принуждены были пуститься в бегство. Флагманский корабль Саид-бея 74-пушечный «Капудания», будучи сильно поврежденным, отстал от турецкого флота. Русские корабли окружили его, но он продолжал храбро защищаться. Тогда Ушаков, видя бесполезное упорство неприятеля, направил к нему «Рождество Христово», подошел на расстояние тридцати сажен и сбил с него все мачты; затем встал бортом против носа турецкого флагмана, готовясь к очередному залпу. В это время «Капудания» спустил флаг.

Корабль «Рождество Христово»

«Люди неприятельского корабля, - докладывал впоследствии Ушаков, - выбежав все наверх, на бак и на борта, и поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасения командира и служителей, ибо во время бою храбрость и отчаянность турецкого адмирала трехбунчужного паши Саид-бея были столь беспредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока не был весь разбит до крайности».

Когда русские моряки с объятого пламенем «Капудания» сняли капитана, его офицеров и самого Саид-бея, корабль взлетел на воздух вместе с оставшимся экипажем и казной турецкого флота. Взрыв огромного флагманского корабля на глазах у всего флота произвел на турок сильнейшее впечатление и довершил победу, добытую Ушаковым при Тендре.

Ушаков. Бой у о. Тендра

В этой встрече турки потеряли два линейных корабля. Был уничтожен флагманский корабль «Капитания», а линейный корабль «Мелеки-Бахри» взят в плен и отведен в Севастополь. Было потоплено еще несколько судов. Потери турок в личном составе превысили 2000 человек.

Эти смелые, дерзкие налеты русской эскадры, разгромившей турецкий флот, дали возможность перебросить русскую гребную флотилию из Днепровско-Бугского лимана на Дунай. Совместно с сухопутными войсками эта флотилия заняла на Дунае турецкие крепости Килию, Исакчу, Тульчу. В этих боях было уничтожено около 100 судов речной флотилии турок и 40 паромов.

 

Сражение у мыса Калиакрия

На пути русских сухопутных войск стояла мощная турецкая крепость Измаил. Суворов, принявший командование над войсками под Измаилом, блестяще провел штурм. Крепость пала. Турецкий гарнизон почти полностью был истреблен. Из 35 тысяч 26 тысяч турок было убито. Девять тысяч взято в плен. Они сдались, так как бежать им было некуда, с юга на Дунае Измаил был осажден русским гребным флотом.

И все же, несмотря на неоднократные тяжелые поражения и на суше, и на море, турки не хотели заключать мирный договор. Под давлением Англии и Пруссии, которые толкали Турцию на продолжение войны с Россией, она отказалась принять свое очевидное поражение.

Русской армии и флоту потребовалось нанести новые сокрушительные удары. В решении этой задачи большую роль сыграли действия Черноморского флота под командованием Ф.Ф. Ушакова.

Отказавшись подписать мирный договор, турки рассчитывали поправить свои дела, опираясь на свой флот. Они готовились к новым операциям, сосредоточив свои корабли с войсками у мыса Калиакрия, близ Варны. Турция намеревалась нанести решительный удар России, чтобы принудить ее к заключению выгодного для Турции мира. Султан призвал на помощь флот из африканских владений, прославившийся под предводительством алжирца Сеит-Али. Сеит-Али хвастливо пообещал виновника недавних поражений Турции контр-адмирала Ушакова привести в Константинополь в цепях. Предстояло генеральное сражение; это сознавалось всем нашим флотом. «Молитесь Богу! - писал князь Потемкин Ушакову. - Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!»

Сражение у мыса Калиакрия

31 июля на подходах к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил турецкий флот, стоявший в линии на якоре под прикрытием береговых батарей. Появление русской эскадры было для турок полной неожиданностью - их охватила паника. Турки в спешке стали рубить канаты и ставить паруса. При этом несколько кораблей, не справившись с управлением на крутой волне при порывистом ветре, столкнулись друг с другом и получили повреждения. Ушаков, будучи на ветре и пользуясь неразберихой в стане неприятеля, принял изумительное по находчивости решение и повел свой флот между турецкими кораблями и беспрестанно палящей береговой батареей, отрезая корабли от берега. Бой разгорелся с потрясающей силой. Боевая линия турок была разбита, их корабли были настолько стеснены, что били друг в друга, укрываясь один за другого. Ушаков на флагманском корабле «Рождество Христово» погнался за пытавшимся уйти Сеит-Али и, сблизившись с ним, атаковал его. Первым же ядром с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фор-стеньгу, щепа от которой отлетела в Сеит-Али, тяжело ранив его в подбородок. Окровавленный алжирский предводитель был унесен с палубы в каюту. Русские корабли, окружив противника, буквально осыпали его ядрами. Турецкий флот был «совершенно уже разбит до крайности» и в очередной раз бежал с поля боя. Наступившая темнота, пороховой дым и перемена ветра спасли его от полного разгрома и пленения. Весь турецкий флот, лишившийся двадцати восьми судов, разбросало по морю. Большая часть экипажей была перебита, в то время как на русских кораблях потери были незначительны. А в Константинополе, не имея известий о происшедшем морском сражении, праздновали курбан-байрам и радовались; но вскоре эта радость превратилась в печаль и страх.

Сражение у мыса Калиакрия. Акв.А.Депальдо

У крепостей Босфора появились остатки эскадры «славного алжирца» Сеит-Али: вид пришедших пяти его линейных кораблей и пяти других малых судов был ужасен, палубы были завалены трупами и умирающими от ран; в довершение всего корабль самого Сеит-Али, войдя на рейд, стал на виду у всех тонуть и пушечными залпами просить о помощи... «Великий! Твоего флота больше нет», - доложили турецкому султану. Тот был настолько напуган увиденным зрелищем и известием о сокрушительном поражении своего флота, что немедленно поспешил заключить мир с Россией.

29 декабря 1791 года в Яссах был подписан мирный договор, который подтвердил условия Кючук-Кайнарджийского договора. Кроме того, Россия получала Очаков и территорию между Бугом и Днестром. Турция признала присоединение к России Крыма и отказалась от притязаний на Грузию.

Российское государство, укрепив свои позиции на юге, «твердою ногою встало на завоеванных им берегах Черного моря». За столь знаменитую победу контр-адмиралу Федору Ушакову пожалован был орден святого Александра Невского. Потемкин был в восторге. «Одержанная победа,— писал он Ушакову,— служит к особливой славе вашей», а Екатерина II, посылая контр-адмиралу орден Александра Невского вместе с благодарностью Черноморскому флоту за его боевые подвиги, указывала в грамоте, что эта «знаменитая победа... служит новым доказательством особливого мужества и искусства вашего».

 

Ушаков и Потемкин

Период русско-турецких войн второй половины XVIII века характеризуется тем, что в это время, и особенно в последней четверти века, возник и окреп сильный Черноморский флот. И первостепенную роль в этом и в целом ряде блестящих побед на Черном море играли организаторские способности и блестящий талант Ушакова. Русский Черноморский флот, несмотря на значительное превосходство турецкого флота, во всех морских операциях оказывался сильнее.

Это объяснялось высоким моральным духом, господствовавшим на флоте, когда им командовал Ушаков.

Но еще до заключения мира, в октябре 1791 г., Ушакова постигла беда: скончался Потемкин, высокоодаренный человек, умевший понимать и ценить чужой талант. Он неизменно поддерживал Ушакова во всех его начинаниях, давал простор его инициативе. Порывы, капризы и некоторая взбалмошность князя Григория Александровича не вредили и не подрывали ряда полезных для флота дел, задуманных и осуществлявшихся неутомимым адмиралом.

Граф Г.А. Потемкин

Годы боевого руководства Черноморским флотом под начальством Потемкина, может быть, были счастливейшими или, во всяком случае, спокойнейшими с точки зрения личной удовлетворенности в жизни Ушакова.

Потемкин был как раз таким начальником, который, нуждаясь в активном помощнике в деле строительства флота, его подготовки и боевого руководства операциями, видел в Ушакове человека, ясно понимающего роль и значение флота в текущей войне, владевшего искусством побеждать на море и способного организатора. И Потемкин, который, нуждаясь в боевом руководителе для флота, вынужден был в течение войны последовательно избавляться от бездеятельного бюрократа Мордвинова, неспособного и трусоватого Войновича, без колебаний остановил свой выбор на Ушакове.

У Потемкина к Ушакову было и полное доверие, и теплое чувство, которого никогда у него не было и в помине относительно Суворова. Не любил Григорий Александрович, чтоб его очень уж затмевали и отодвигали на второй план, а оставаться на первом плане, на той самой арене, на которой развертываются блистательные подвиги легендарного героя Суворова, было мудрено. Да и характер у Александра Васильевича был вовсе не такой, чтобы при личных сношениях и служебных столкновениях стирать углы и смягчать обиды. Конечно, Потемкин знал твердо, что без Суворова не обойтись, что, например, если Суворов не возьмет Измаила, то и никто этой крепости не возьмет. Это-то князь Григорий Александрович знал очень хорошо, но и сам Суворов знал это тоже вполне отчетливо и давал чувствовать... С Ушаковым было совсем другое. Потемкин никогда во флотоводцы себя не прочил, так же, как Екатерина II его не прочила, и тут с каждой морской победой Ушакова росла не только слава Ушакова, но и слава Потемкина — создателя Черноморского флота, начальника, сумевшего оценить и возвысить Ушакова.

Пока был жив Потемкин, Ушаков мог твердо рассчитывать на поддержку могущественного человека, верховного и бесконтрольного главы всех вооруженных сил на юге России и на Черном море.

Еще в начале войны Федор Ушаков принял главное начальство над портом и городом Севастополем. По заключении мира с Турцией он немедленно приступил к починке кораблей, постройке разных мелких судов; по его распоряжениям и при неустанном личном участии на берегах бухт строились пристани. Трудно было с размещением на берегу матросов и прочих нижних чинов: они жили в хижинах и казармах, находившихся в низменных местах бухты, где от гнилого воздуха, исходящего от болот Инкермана, люди часто болели и умирали. Федор Федорович, как и в период борьбы с чумой в Херсоне, стал принимать самые решительные меры к прекращению болезней. В удобных, возвышенных и наиболее здоровых местах им были построены казармы, госпиталь. Он заботился и об устройстве дорог, рынков, колодцев и вообще снабжении города пресной водою и жизненными припасами. Небольшая соборная церковь Святителя Николая, покровителя в море плавающих, была им перестроена и значительно увеличена. Бывало, что из казенных сумм, определяемых на содержание Черноморского флота, те или иные поставлялись несвоевременно - тогда Ушаков выдавал из собственных денег по несколько тысяч в контору Севастопольского порта, чтобы не останавливать производства работ; «он чрезвычайно дорожил казенным интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, а в казенных скупым, - и правило сие доказывал на деле».

В начале 1793 года он был призван Императрицей в Петербург. Екатерина II пожелала видеть героя, стяжавшего такую громкую славу. За заслуги перед престолом и Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты золотой складень-крест с мощами святых угодников. В том же году Федору Ушакову был пожалован чин вице-адмирала.

 

Начало Средиземноморской операции

В 1796 году на Российский престол вступил Император Павел I.

Это было время, когда революционная Франция обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав. Вице-адмирал Ушаков получил приказ привести в боевую готовность Черноморский флот.

Еще в самом начале 1798 г. русскому правительству стало известно, что во французских портах Средиземного моря идет спешная подготовка к какой-то крупной морской операции. В Тулоне, Марселе и ряде других портов велось усиленное вооружение боевых кораблей, оборудование большого числа транспортов и сосредоточение значительного количества войск. Это шли приготовления к задуманной Бонапартом и принятой Директорией Египетской экспедиции. Но для отвлечения внимания от истинной цели экспедиции распространялись ложные слухи о намечаемом вторжении в Англию, десанте на Балканский полуостров, вероятном союзе между Директорией и Оттоманской Портой и вторжении французского флота через открытые Турцией проливы в Черное море.

Обеспокоенный полученными сведениями, Павел I уже в начале февраля приказал Черноморскому флоту под начальством Ушакова спешно готовиться к началу кампании, а до его готовности организовать с помощью крейсеров наблюдение у берегов Крыма, в районе Керченского пролива и от Аккермана до Тендры.

В указах Павла Мордвинову и Ушакову высказывалось опасение о возможности вовлечения Турции в союз с Францией и предлагалось, усилив бдительность на море, надежно прикрыть берега от покушений противника. Ушаков деятельно готовил флот в составе 12 линейных кораблей и больших фрегатов, выслав легкие крейсера в море для действий между Севастополем и Одессой.

Распространяемые агентами Бонапарта слухи сеяли тревогу и вызывали усиление военных мероприятий. В начале апреля были получены сведения, что французы уже вводят свой флот в Мраморном море, и Ушакову было приказано выйти в море для отражения покушений противника. 23 апреля последовал новый рескрипт Павла I на имя Ушакова:

«Вследствие данного уже от нас вам повеления о выходе с эскадрою линейного флота в море и занятии позиции между Севастополем и Одессой, старайтесь наблюдать все движения как со стороны Порты, так и французов, буде бы они покусились войти в Черное море или наклонить Порту к каковому-либо покушению».

Таким образом, еще весной 1798 г. в Петербуге не знали, с кем придется воевать Черноморскому флоту: с французами или с турками? или с теми и другими?

И чем более распространялись слухи о загадочных военных приготовлениях в Тулоне, тем более в Петербурге крепла мысль, что удар вернее всего будет направлен против русских черноморских берегов.

13 мая 1798 г. последовал новый рескрипт Павла:

«Господин вице-адмирал Ушаков.

Коль скоро получите известия, что французская военная эскадра покусится войти в Черное море, то, немедленно сыскав оную, дать решительное сражение, и мы надеемся на Ваше мужество, храбрость и искусство, что честь нашего флота соблюдена будет, разве бы оная (эскадра) была гораздо превосходнее нашей, в таком случае делать Вам все то, чего требует долг и обязанность, дабы всеми случаями мы могла воспользоваться к нанесению вреда неприятелям нашим».

Таким образом, одним из толчков, предопределивших в дальнейшем выступление Павла против Франции, был взволновавший всю Европу выход из Тулона флота с 36-тысячной экспедиционной армией под начальством Бонапарта. Как мы видели, когда сначала готовилась, а затем отправилась в свой загадочный путь эта экспедиция, в Петербурге уже было решено принять немедленно меры предосторожности. Куда направляется Бонапарт? В Ирландию (как сам он нарочно распускал слухи)? В Константинополь? В Египет?

Что Бонапарт высадился в конце июля 1798 года в Александрии и что не успевший помешать этому Нельсон все же разгромил французский флот 1 августа при Абукире, в России узнали очень нескоро. Но одновременно с известиями об этом пришло сообщение и о захвате французами Мальты. Считая себя великим магистром Мальтийского ордена, Павел принял это как вызов. И хотя высадка французов в Египте рассеивала пока опасения за Черное море, но опасность дальнейшей агрессии на Ближнем Востоке побудила Павла предложить Турции союз для совместных действий «против зловредных намерений Франции».

Беспокойство в России внушало именно последнее. Дипломаты, генералы и адмиралы, выросшие в традициях и воззрениях екатерининских времен, знали, что при старом французском режиме неизменным принципом французской политики была всемерная поддержка Турции и в ее борьбе против России я что упорное стремление упрочить свои торговые интересы на востоке Средиземного моря, а если повезет счастье, то, и на Черном и Азовском морях долгими десятилетиями руководило всей дипломатической деятельностью версальского двора. Революция в этом отношении мало что изменила, и марсельская буржуазия с таким же искренним сочувствием приветствовала политику Директории в Леванте, с каким встречала, всегда враждебная России, планы и действия на Востоке министра Людовика XV — герцога Шуазеля или министра Людовика XVI — графа Верженна. Но гремевшая уже по всему свету слава молодого завоевателя Италии Бонапарта придавала всем слухам и предположениям о новом его предприятии особенно тревожный характер. Было ясно, что если Бонапарт направится на Константинополь, то, добровольно или по принуждению, Турция непременно вступит с ним в союз, и соединенная франко-турецкая эскадра и десантный флот войдут в Черное море.

Султан Селим III и его диван боялись французов именно потому, что на этот раз «союз» с Францией крайне легко мог превратиться в завоевание французами части турецких владений. При этих условиях предложение Россией союза для совместной борьбы против грозящего нашествия было встречено Портой вполне сочувственно, тем более, что, кроме России, в этом общем антифранцузском наступлении должны были принять участие Австрия и Англия.

 

Союз России и Турции

Еще до того, как этот внезапный «союз» с Турцией был заключен, последовал высочайший указ адмиралу Ушакову от 25 июля 1798 г. Ему приказывалось «немедленно отправиться в крейсерство около Дарданеллей, послав предварительно авизу из легких судов» к русскому посланнику в Константинополе Томаре. Дальше Ушакову предлагалось ждать извещения от Томары о том, что Порта просит русской помощи против французов, и как «буде Порта потребует помощи», Ушаков должен был войти в Босфор и действовать совместно «с турецким флотом противу французов, хотя бы и далее Константинополя случилось».

Удивляться, что обратились именно к Ушакову, не приходится. Герой, одержавший несколько замечательных морских побед на Черном море, знаменитый на всем Востоке непобедимый «Ушак-паша» не имел в тот момент соперников между русскими адмиралами. Ушаков получил высочайший указ 4 августа 1798 г. в Севастополе. Немедленно он начал сборы — и уже 13 августа вышел в море с эскадрой в составе шести линейных кораблей, семи фрегатов и трех посыльных судов. Общее число артиллерийских орудий было 794, общее число морской пехоты и команды («служителей») — 7411 человек. По утверждению летописца и участника похода лейтенанта Е. П. Метаксы, корабли были будто бы лучшие в Черноморском флоте, командный состав и матросы — отборные. Среди капитанов — в большинстве ученики и соратники Ушакова по войне 1787—1791 гг.: Д. Н. Сенявин (командир корабля «Св. Петр»), И. А. Шостак, И. А. Селивачев, Г. Г. Белли (в документах называемый иногда Белле), А. П. Алексиано, Е. Сарандинаки, И. О. Салтанов и другие, уже имевшие во флоте весьма почетную репутацию.

В Константинополе уже велись переговоры о заключении союза с Россией, и когда 23 августа Ушаков с эскадрой прибыл к Босфору, или, как его тогда курьезно называли, к «Дарданеллам Константинопольского пролива», в отличие от «просто» Дарданелл, соединяющих Мраморное море с Эгейским, он тотчас послал в Константинополь уведомление о том русскому посланнику В. С. Томаре и уже 24 августа получил ответ, приглашавший его немедленно войти в Босфор.

24 августа Ушаков со своей эскадрой вошел в пролив. Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно. Поразила турок опрятность, строгий порядок на русских судах. Один из влиятельных вельмож на встрече у визиря заметил, что «двенадцать кораблей российских менее шуму делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют жителям никаких по улицам обид». И облик, и весь дух русских моряков были удивительны туркам. 25 августа утром русская эскадра расположилась перед Буюкдере. На следующий день султан прислал к Ушакову драгомана адмиралтейства с разными «многими учтивостями» и бриллиантовой табакеркой. А 28 августа состоялась первая конференция Ушакова с представителями Порты.

Турция согласилась выделить под верховное командование Ушакова четыре линейных корабля, десять фрегатов и корветов и «до тридцати малых судов». Он получил под верховное свое командование турецкую эскадру, а насчет Ионических островов ничем определенным не обязался. Турция получала лишь совместный с Россией протекторат над островами, да и то временный.

Конечно, уже самое изгнание французов с этих островов создавало безопасность и для Архипелага и для проливов. Но Селиму III приятнее было бы видеть Ионические острова в своей власти, а не во власти своих неожиданных, совсем для Турции новых, русских друзей. Вопрос об островах уточнен не был.

Ушаков добился не только предоставления ему турецкой эскадры, но и обязательства турок снабжать русский флот продовольствием и в случае надобности материалами (натурой, а не деньгами) для ремонта судов. Затем Ушаков со своими офицерами осмотрел турецкие корабли. С чисто технической стороны эти суда произвели превосходное впечатление: «все корабли обшиты медью, и отделка их едва ли уступает нашим в легкости... Артиллерия вся медная и в изрядной исправности», но «ни соразмерности, ни чистоты» в вооружении и в оснастке русские не нашли: «паруса бумажные к мореплаванию весьма неспособные. Экипаж турецкий был очень плох, набирались люди из невольников и просто с улицы, часто насильственным путем и по окончании похода снова выгонялись на улицу. Дезертирством спасалось от службы около половины команды в течение каждого похода. Нет ни малейшей выучки у офицеров, нет карт, нет приборов, даже компас бывает лишь на одном адмиральском корабле. Медицинского обслуживания нет вовсе: какой-то беглый солдат Кондратий сделался из коновала главным штаб-лекарем на турецком флоте».

Маршрут для Ушакова намечался такой: Архипелаг к берегам Мореи, «к Корону, Модону и Наварину (sic!)», а оттуда прямо к Ионическим островам. Здесь и должна была произойти боевая встреча Ушакова с французскими оккупационными силами.

В биографии Ушакова и в боевой истории России открылась новая славная страница.

 

Освобождение островов Цериго и Занте

1 сентября Ушаков, уже пришедший в Галлиполи, принял Кадир-бея и знакомился со вспомогательной турецкой эскадрой. Кадир-паша, ставший в подчинение по отношению к Ушакову, имел под своим начальством шесть линейных кораблей, восемь фрегатов и четырнадцать канонерских лодок. Таким образом, численностью турецкая эскадра превосходила русскую, но боеспособностью неизмеримо уступала ей. Не все корабли турецкой эскадры пошли непосредственно вместе с Ушаковым, а только четыре двухдечных корабля, шесть фрегатов и четыре корвета, а остальные пока остались в Дарданеллах для охраны пролива.

28 сентября 1798 г. Ушаков подошел к о. Цериго. В тот же день с фрегатов «Григорий Великия Армении» и «Счастливый» на остров был высажен десант, который занял крепость Св. Николая. Французы укрылись в крепости Капсала. 1 октября эта крепость подверглась комбинированной атаке со стороны десанта, трех русских фрегатов и одного авизо. Французы сопротивлялись упорно, но не очень долго. Подавленный мощью, артиллерийского огня и стремительностью атаки, французский гарнизон уже через несколько часов принужден был вывесить белые флаги. Ушаков поставил мягкие условия: французов отпускали «на честное слово» (не сражаться в эту войну против России), и им позволено было выехать в Анкону, занятую тогда французским гарнизоном, или в Марсель.

Здесь Ушаков впервые начал осуществлять план, который он, по-видимому, наметил еще до открытия военных действий. Население встретило русских с необычайным радушием, и Ушаков своим первым же распоряжением еще усилил эти благожелательные чувства: он объявил, что поручает управление о. Цериго, попавшим в его власть, лицам «из выборных обществом дворян и из лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом». Острову давалось местное самоуправление, причем выборы на первых порах ограничивались двумя классами: дворян и торгового люда (купцов, судовладельцев, домовладельцев). Конечно, это самоуправление было подчинено верховной власти адмирала Ушакова, но, по обстоятельствам времени и места, самоуправление с правом поддерживать порядок своими силами, с правом иметь собственную полицию, с охраной личности и собственности.

13 октября 1798 г. Ушаков от о. Цербяго перешел со своим флотом к о. Занте. Французский гарнизон засел в крепости на крутой горе и, кроме того, выстроил несколько батарей на берегу. Ушаков приказал капитан-лейтенанту Шостаку разгромить батареи и высадить, десант. Для этой операции были выделены два фрегата и гребные суда. После оживленной перестрелки Шостак сбил батареи и начал высадку десанта. Жители острова толпами стали сбегаться к берегу, восторженно приветствуя русские войска. Произошло, правда, некоторое замешательство, когда вместе с русскими стали высаживаться и турки, потому что греки ненавидели и боялись турок еще больше, чем французов. Но уже очень скоро они сообразили, что главой предприятия является Ушаков, и успокоились.

Наступал вечер, а оставалось еще самое трудное дело — взять крепость. Орудия, палившие с русских кораблей по крепости, ничего поделать не могли, так как ядра не долетали. Капитан-лейтенант Шостак послал в крепость к французскому коменданту полковнику Люкасу парламентера с требованием немедленной сдачи. Люкас отказал. Тогда Ушаков приказал десанту штурмовать высоту, на которой располагалась крепость, Солдаты и моряки, окруженные толпами жителей, освещавших путь фонариками, двинулись к крепости под предводительством капитан-лейтенанта Шостака. Но тут из крепости вышел комендант Люкас, изъявивший желание договориться с русским командованием о сдаче. Боясь, что население растерзает его, если он появится во французском мундире, Люкас явился переодетым в штатское.

Шел уже одиннадцатый час ночи, когда Люкас встретился с Шостаком в доме одного из старшин города, грека Макри, Шостак обещал в 8 часов утра выпустить из крепости с воинскими почестями французский гарнизон, который сдастся в плен и сдаст все свое оружие. Имущество у французов было обещано не отнимать, но они должны были возвратить все награбленное у населения. Русские обязались не преследовать тех, кто стал в свое время на сторону французов.

14 октября состоялась сдача гарнизона, и над крепостью был поднят русский флаг. Комендант, 444 солдата и 46 офицеров с очень большим трудом были отправлены к Ушакову на корабли,— разъяренный народ хотел отбить их и растерзать.

На русских кораблях с пленными французами обращались прекрасно; тем же из них, кто попал на суда Кадыр-бея, довелось вынести все муки галерных невольников. В конце концов пленные были отправлены в Константинополь, а восемнадцати семейным офицерам Ушаков разрешил выехать с семьями в Анкону, занятую тогда французами.

15 октября Ушаков при звоне церковных колоколов, встреченный криками и приветствиями громадной толпы, высадился на берег. Во время шествия русских им из окон бросали цветы. Солдат и моряков угощали вином и сладостями, на домах вывешены были ковры, шелковые материи, флаги. «Матери, имея слезы радости, выносили детей своих и заставляли целовать руки наших офицеров и герб российский на солдатских сумках. Из деревень скопилось до 5000 вооруженных поселян: они толпами ходили по городу, нося на шестах белый флаг с Андреевским крестом». Все это ликование совсем не нравилось туркам, которые «неохотно взирали на сию чистосердечную и взаимную привязанность двух единоверных народов». Но дальше чувства населения Занте выразились еще боле недвусмысленно.

Уже через четыре дня, 19 октября 1798 г., Ушаков предоставил «дворянам и мещанам» острова Занте и других Ионических островов «избрать по равному числу судей, сколько заблагорассудится, для рассмотрения дел политических и гражданских, сходно обыкновенным правилам и заповедям божиим. Буде ваши судьи в рассматривании дел преступят путь правосудия и добродетели, имеете право на их место избрать других. Вы можете также общим советом давать паспорты вашим единоземцам за печатью вашего острова».

Оставив на Занте небольшой гарнизон, Ушаков отправился дальше к о. Корфу.

 

Освобождение острова Кефалония

Еще до ухода от берегов Занте адмирал получил известие, что отправленный им для овладения о. Кефалония капитан 2 ранга И. С. Поскочин успешно выполнил 17 октября 1798 г. свое поручение.

Еще до прибытия Поскочина к о. Кефалония жители этого острова восстали против французов, и то есть, очистив берега, бросили батареи и бежали в крепость. Но им не удалось укрыться. Посланный Поскочиным отряд перехватил французов и взял их в плен.

23 октября о. Кефалония посетил Ушаков. Население встретило адмирала с таким же ликованием, как и на других островах. К нему привели взятого в плен вместе со всем гарнизоном французского коменданта Кефалонии Ройе. Француз «изъявил главнокомандующему чувствительнейшую свою благодарность за вежливое и человеколюбивое обхождение капитана Поскочина, которого он назвал избавителем, защитившим как его самого, так и всех французов от мщения цефалониотов (кефалонитов)». Ройе утверждал, что греки грубо с ним обошлись еще до прибытия эскадры: «Ежели бы не усилия великодушного сего офицера (Поскочина), подвергнулись бы мы, конечно, неминуемой и поносной смерти…» Ушаков отвечал: «Вы все называете себя образованными людьми, но деяния ваши не таковы... Вы сами виновники ваших бед...» Ушаков намекал на постоянные грабежи и безобразные насилия французских оккупантов над жителями островов, возбудившие такую ненависть к французам. Очень характерно, что Ушаков укорял Ройе не за то, что тот служит «безбожной республике», а за то, что он очень плохо ей служит. «Я вел себя, как следует исправному французскому офицеру»,— сказал Ройе. «А я вам докажу, что нет,— возразил Ушаков.— Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров, вы не сделали нам никакого сопротивления, не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни одной пушки».

Общее настроение Ушакова выяснилось вполне после его прибытия в Кефалонию. Организовав сразу и здесь нечто вроде самоуправления, то есть немедленно избрав несколько постоянных жителей острова (причем адмирал привлекал также и крестьян), которым поручалось на первых порах поддерживать порядок и подготовить организацию выборов в местный совет, Ушаков незамедлительно должен был разрешить очень важный вопрос. На Кефалонии и на Итаке французская оккупация оставила больше следов, чем на островах Цериго и Занте.

Благородная натура Ушакова больше всего сказалась при освобождении Ионических островов именно в настойчивом стремлении оградить «якобинцев», то есть жителей островов, которые были дружественно настроены по отношению к французам, от всяких обид и притеснений со стороны их соотечественников. «Как мы всех бывших в погрешностях по таковым делам (в сочувствии к французам) простили и всех островских жителей между собою примирили, потому и имения от них или от родственников их отбирать не надлежит», — повеление Ушакова от 26 ноября 1798 г. Если же кто провинился «в весьма тяжких преступлениях», то его надлежит судить судом выборных от населения судей «обще с комиссией нашей», назначенной от адмирала. А вот и инструкция этому суду, даже над «весьма важными» преступниками: «Но за всем тем полагаю лучше все, что можно, простить, нежели наказать, а особо, чтобы в числе виновных безвинные родственники их не страдали», И еще и еще настаивает Ушаков: «обо всех таковых решение делать справедливое и всевозможно стараться избегать напрасной обиды и притеснений, о чем наистрожаише делать рассмотрение, дабы какой-либо несправедливостью не подвергнуть себя суду всевышнего»

Даровав, как и во всех прочих местах, попадавших в его власть, политическую амнистию «якобинцам», Ушаков 28 октября покинул Кефалонию.

Перед отбытием Ушаков «по общему желанию здешних обывателей» он оставил на о. Кефалония небольшой отряд. Он сделал распоряжение о подавлении силой беспорядков, если таковые произойдут, но прибавил: «Однако по доброму ко мне расположению и благоприятству всех здешних жителей такового неприятного дела случиться и не ожидаю. Уверен, что всякий, восчувствовав наши благодеяния, приятство и истинное желание всем жителям совершенных благ и спокоя, будут стараться исполнять все то, что сим». Никаких «ослушаний» на Кефалонии не произошло.

 

Освобождение острова Святой Мавры

Отойдя от Кефалонии, Ушаков направился к о. Корфу, но уже в пути получил известие, которое заставило его внезапно изменить маршрут и двинуться не к Корфу, а к о. Св. Мавры. Известие пришло от капитана I ранга Дмитрия Николаевича Сенявина, которого Ушаков отправил к о. Св. Мавры, еще находясь на о. Занте. Сенявину было поручено овладеть островом, но теперь Сенявин извещал адмирала о встретившихся серьезных трудностях. Отрядив часть своих сил к о. Корфу для подкрепления блокады острова (уже начатой), Ушаков с четырьмя русскими судами (2 линейных корабля и 2 фрегата) и тремя турецкими (2 линейных корабля и фрегат) пошел к о. Св. Мавры.

Сенявин немедленно ввел его в курс дела. Во-первых, оказалось, что французский гарнизон намерен серьезно сопротивляться, имеет сильную артиллерию и засел в крепости, очень хорошо защищенной со всех сторон большими водными преградами. Во-вторых, внезапно возникло очень неприятное осложнение: Али-паша-Янинский — юридически представитель и чиновник Порты, а фактически самостоятельный властитель части Эпира и части Албании — вошел в тайные сношения с французским комендантом о. Св. Мавры, полковником Миолеттом, обещая последнему за сдачу 30 000 червонцев и немедленное отправление всего французского гарнизона в Анкону или любой другой порт, находящийся во власти Франции. Одновременно Али-паша подослал лазутчиков к влиятельным жителям острова, обещая им полную безопасность и всякие блага.

Конечно, Али-паша хотел захватить остров (отделенный совсем узеньким проливом — в «пятьсот шагов» ширины — от албанского берега, принадлежавшего уже Янинскому паше) лично для себя. Но поскольку этот паша «числился» все-таки на турецкой службе и в подчинении у султана, он делал вид, будто старается в пользу союзников, которые поэтому должны ему помогать, а не мешать.

Ушаков решил во что бы то ни стало как можно скорее овладеть о. Св. Мавры. Еще до прибытия Ушакова Сенявин энергично обстреливал крепость с ближайшей горы и с албанского берега, где он устроил батарею. Следует заметить, что узкий пролив, отделяющий о. Св. Мавры от албанского берега, очень мелок, и местами его можно было переходить вброд.

Все это заставляло Ушакова очень серьезно обдумать обстановку, создавшуюся в связи с происками Али-паши.

Положение французского гарнизона, поскольку выручки ниоткуда не предвиделось, становилось безвыходным. Оно было таким, собственно, с первого момента появления Ушакова в этих водах; если до высадки Сенявина еще возможно было рассчитывать уйти с острова на судах, которые обещал дать Али-паша, то теперь, когда русские уже высадились и бомбардировали крепость, о реальной помощи со стороны Янинского паши нечего было и думать.

Французы дали знать, что они согласны сдаться, если Ушаков их отправит в Анкону на своих судах. Но адмирал категорически отказал. Осада продолжалась. К Сенявину явились «старшины» острова, заявившие, что они собрали 8000 вооруженных добровольцев и просят позволения принять участие в готовящемся штурме крепости. Однако до штурма дело не дошло. 1 ноября над французской цитаделью был поднят белый флаг. Все условия русского командования были приняты. Гарнизон в составе 46 офицеров и 466 солдат был объявлен военнопленным. В крепости было взято 2 знамени, 59 пушек, много боевых запасов и на месяц провизии.

Но раньше, чем продолжать свое победоносное продвижение, Ушакову необходимо было принять к серьезному соображению подозрительные махинации и прямые угрозы безопасности Ионических островов, исходившие с западного побережья Балканского полуострова от самого могучего из тамошних турецких сатрапов — Али-паши Янинского.

 

Начало блокады острова Корфу

9 ноября 1798 г. эскадра Ушакова прибыла к о. Корфу и стала на якорь в бухте Мисанги.

Предстояло самое трудное дело. Город Корфу был расположен между двумя крепостями: старой — венецианской — на крайней оконечности узкого гористого мыса, далеко вдающегося в море, и новой — чрезвычайно укрепленной силами французов земляными валами, искусственными водными преградами и стенами. Эта новая крепость состояла из трех отдельных мощных укреплений, соединенных подземными переходами с заложенными минами. Перед о. Корфу находится небольшой остров Видо, горные возвышенности которого господствуют над городом и крепостью Корфу. Ушаков, окинув глазами местоположение и указывая на Видо, сказал: «Вот ключ Корфы».

Схема взятия Корфу

Ушаков установил тесную блокаду Корфу. Русская и турецкая эскадры расположились полукругом по внешнюю сторону о. Видо, причем русские корабли заняли фланги этой линии и находились против старой и новой крепостей. Но что было делать дальше? Сил для штурма могучих укреплений у Ушакова было совершенно недостаточно. Правда, в Константинополе его заверили, что всем пашам и правителям Мореи, Албании, Эпира посланы строгие приказы оказывать Ушакову всякую помощь и военными силами и продовольствием, какую только он потребует. Ушаков требовал, но ровно ничего не получал. Провиант присылали часто негодный, а людей долго и вовсе не присылали.

Ушаков отрядил часть эскадры к порту Гуино, находившемуся в нескольких километрах от крепости, и здесь произвел первую высадку на о. Корфу. Французы уже старались от крепости не удаляться, и высадка совершилась благополучно. В городе Гуино и в окрестностях местное население приняло русских не менее радушно, чем на Цериго, Занте, о. Св. Мавры и Кефалонии. Самый город был разрушен французами довольно основательно перед их уходом оттуда в крепость, но все же русские моряки проводили здесь в течение своей долгой стоянки время довольно хорошо. Греки и итальянцы быстро сошлись с русскими.

Дело сильно затягивалось. Правда, флот Ушакова значительно пополнился за время невольного зимнего бездействия. 9 декабря к Ушакову явился от берегов Египта капитан 2 ранга Сорокин с двумя фрегатами. Он был отправлен Ушаковым к Александрии в свое-время еще из Дарданелл и после трехмесячного стояния там, не получая ни от турок, ни от англичан никакого провианта для своей команды, отбыл к о. Корфу. Сорокин за время своего участия в блокаде Александрии перехватил несколько судов, на которых французы пытались проскользнуть. У 18 французских офицеров, захваченных таким образом, оказалось в наличности 30 тысяч червонцев. Ушаков немедленно отпустил французов на честное слово во Францию, причем их деньги полностью были им возвращены после простого их заявления, что эти червонцы принадлежат лично им, а не французской казне.

«Собственность обезоруженных неприятелей была свято уважаема... (что крайне изумило французов) в сию добычами преисполненную войну». А 30 декабря 1798 года, после трудного плавания и задержек из-за противных ветров, к Ушакову явился и контр-адмирал Павел Васильевич Пустошкин, дельный и храбрый моряк, учившийся с Ушаковым еще в Морском корпусе и отличившийся в 1791 г. в битве при Калиакрии. Теперь ему снова предстояло воевать под начальством своего прославленного школьного товарища. Пустошкин привел с собою два 70-пушечных корабля.

Подкрепление эскадры Ушакова кораблями Сорокина и Пустошкина было тем более необходимо, что на турецких «союзников» надежда была плоха. Французскому кораблю «Le Genereux» удалось после нескольких неудачных попыток в темную ночь проскользнуть мимо турецких судов, стороживших французские корабли, и уйти в море.

Ускорить взятие Корфу представлялось неотложным еще и потому, что неприятельский гарнизон очень осмелел.

В момент прибытия русских к о. Корфу французских вооруженных сил на острове числилось около 3000 человек. Вооружение у французов было достаточное, провианта же было запасено на продолжительный срок. Командовавший французским гарнизоном генерал Шабо был человеком храбрым и решительным. Его офицеры и солдаты сражались на Корфу мужественно.

Учитывая все это, Ушаков не предпринимал рискованных попыток случайным налетом овладеть французскими укреплениями, а решил ждать обещанных подкреплений с берегов Мореи и Албании. Но жители Корфу, которым не терпелось покончить с французами, решили рискнуть. Инженер Маркати сформировал добровольческий отряд численностью 1500 человек, и Ушаков помог этому отряду, дав ему три орудия и прислав некоторое количество солдат. Первые действия отряда были довольно удачны; орудия причинили известный ущерб той части крепости, где французы не ожидали появления новой батареи. Однако спустя несколько дней французы произвели очень крупную вылазку, и местный отряд ударился в бегство. Русские не бежали, но были окружены и все погибли, кроме 17 человек, попавших в плен. Был взят в плен и Маркати, которого французы немедленно расстреляли так же, как и нескольких жителей Корфу, попавших с ним в плен. Русские же пленные были обменены на соответствующее число французов. Произошло все это 20 ноября 1798 г. После этого успеха французы осмелели, их вылазки участились.

Ушаков принял меры к тому, чтобы сделать осаду более тесной, и это привело к прекращению вылазок, предпринимавшихся французами. Одновременно он усилил и строгость морской блокады острова.

Селивачев должен был охранять южный пролив, а адмирал Пустошкин — крейсировать в Венецианском заливе (в Адриатическом море), чтобы не допустить французскую подмогу с севера.

О том, чтобы заставить Ушакова снять осаду, французы, конечно, и думать не могли, но осада крепости затягивалась, так как для штурма ее не хватало десантных войск. Поэтому-то Ушакову и пришлось пойти на трудный и неприятный шаг — обратиться за помощью к Али-паше.

Федор Федорович призвал снова Метаксу и, снабдив его точными инструкциями, отправил к Али-паше с письмом и с богатейшим подарком — осыпанной бриллиантами и изумрудами табакеркой, оцененной в две тысячи золотых червонцев.

Начались переговоры. Положение русского импровизированного «дипломата» было нелегкое. Ведь чем, собственно, Метакса мог заинтересовать Али-пашу, кроме драгоценной табакерки? Ровно ничем, по крайней мере из того, о чем мечтал Али-паша.

Али-паша согласился оказать помощь Ушакову.

Но неудобный это был «союзник» для Ушакова, принужденного к нему обратиться. Греки жестоко обеспокоились и боялись, что Али-паша, раз допущенный на остров Корфу, уже не уйдет оттуда.

Быстрые успехи Ушакова на островах Занте, Цериго, Кефалония, Св. Мавры были учтены французским командованием на о. Корфу довольно правильно. Французы поняли, что если греческое население островов всячески помогает русским и их поддерживает, то это происходит прежде всего от очень бесцеремонной завоевательно-грабительской практики французского поведения на всех этих островах, царившей вплоть до прихода русской эскадры. Поэтому в этом оставшемся еще и наиболее сильном оплоте французской власти, то есть на о. Корфу, французское командование решило повести усиленную агитацию, рассылало воззвания и обращалось к населению как к «союзникам» в общей борьбе.

 

Атака и взятие острова Видо

Али-паша обещал прислать в помощь Ушакову 3000 албанцев и отпустил Метаксу с подарками. Спустя несколько дней, 2 февраля, Али-паша, в богатейшей одежде и окруженный великолепной свитой, явился с визитом к Ушакову на адмиральский корабль. А начиная с вечера 10 февраля на судах стали прибывать выделенные Али-пашой войска. Всего прибыло около 2500 албанцев вместо 3000 обещанных. Неожиданно двое других пашей прислали Ушакову еще 4750 человек, так что в общем этих «албанцев» оказалось 4250 человек. Но и такая подмога была мизерна сравнительно с теми силами, какие были обещаны султаном (12000 чел.).

Ушаков медлил со штурмом, пока не подошли все его суда и не стало возможным укрепиться на более выгодных позициях.

С прибытием присланного Али-пашой албанского отряда, а также небольших отрядов других пашей, Ушаков ускорил приготовления к штурму. Усилилась бомбардировка крепостных укреплений. Адмирал решил начать действия против о. Видо, в то же время не прекращая и обстрела обеих крепостей о. Корфу.

Действия против о. Видо были предприняты 18 февраля в семь часов. Атака была начата кораблями флота, быстро занявшими по сигналу адмирала свои места по диспозиции. Против каждой из пяти батарей противника действовала заранее определенная группа кораблей, которые должны были сломить сопротивление батарей и тем обеспечить высадку десанта. Французы энергично и упорно сопротивлялись. Пользуясь близостью русских кораблей, подошедших к берегу на дистанцию картечного выстрела (2—2,5 кабельтова), противник попытался стрелять калеными ядрами, с целью вызывать на них пожары, однако мгновенно засыпанные картечью и ядрами батареи вынуждены были отказаться от этого сравнительно медленного способа стрельбы и перейти на обыкновенные ядра и картечь.

Руководя атакой на наиболее ответственном участке, Ушаков на флагманском корабле «Св. Павел», показывая пример бесстрашия, сперва направился к батарее № 1 и на ходу обрушил на нее несколько залпов всем бортом. Затем, пройдя близко вдоль берега к батарее № 2 и засыпав ее ядрами и картечью, подошел к батарее № 3 и встал здесь на шпринг на ближнем картечном выстреле так, чтобы обоими бортами громить обе батареи.

Занятая адмиралом позиция позволяла ему видеть результаты артиллерийской атаки и своевременно определить момент своза десанта на предназначенные планом береговые участки.

По новому сигналу начать высадку назначенные в десант часта поспешно бросились на приготовленные у борта кораблей баркасы, катера, лодки и мгновенно устремились к трем намеченным для высадки небольшим бухточкам и «с невероятной скоростью вышли на берег».

Всего было высажено 2159 человек. Выбивая противника из складок местности, десантные части пробились к центральному редуту и здесь, после трехчасового боя, окончательно сломили сопротивление гарнизона.

Потрясенные боем французы, видя безнадежность дальнейшего сопротивления, стали сдаваться, но бывшие в составе десанта турки, озлобленные упорным сопротивлением французов, принялись резать головы всем пленным, попавшимся в их руки. Происходили жестокие сцены, подобные следующей, описанной очевидцем: «Наши офицеры и матросы кинулись вслед за турками, и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстук, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер отдает туркам свои часы - и голова француза осталась на плечах...» Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских десантников составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих. Пленных во главе с комендантом о. Видо генералом Пивроном благополучно доставили к Ушакову, пытавшиеся же уйти с Видо на лодках были потоплены выстрелами с русских кораблей.

В 2 часа дня на Видо замолкли последние выстрелы и взвились союзные флаги.

В этот момент никого, кроме русских, около крепости не было: Ушаков не подпустил ни албанцев, ни турок, очень надеявшихся на добычу.

На позднейшие жалобы Али-паши до тому поводу, что его отряд не был подпущен к взятым уже обеим крепостям о. Корфу и к городу, Ушаков отвечал: «Ежели бы албанские войска и турецкие вместе с нашими вошли в город и крепости, то и основания оных не могло бы остаться: все было бы истреблено, кровопролитие, плач и вопль последовали бы, междоусобия и войны были бы с островскими жителями. Я предвидел все это и крепости Корфу принял одними нашими войсками, высадя их со стороны моря на шпинаду (эспланаду)».

Около половины французского гарнизона, оборонявшего остров, погибло. Из 800 рядовых французского гарнизона было взято в плен 422 человека, остальные пали в бою: из 21 офицера в плен попало 15. Русские потери были значительно меньше (около 125 человек убитыми и ранеными). Турок было убито и ранено 78 человек, албанцев убито 23, ранено 82 человека.

Оставалось решить очень серьезную задачу — овладеть еще двумя крепостями на самом острове Корфу — Старой и Новой — с их мощными долговременными укреплениями.

 

Капитуляция острова Корфу

Высаженные заблаговременно сухопутные войска уже были готовы к штурму укреплений Новой крепости — Св. Авраама, Св. Рока и Св. Сальвадора. В штурме должны были принять участие и отряды местных жителей, но, сомневаясь в успехе, они совсем не явились. Корфиоты полагали, что выделенных войск недостаточно для захвата столь сильных укреплений, и считали штурм обреченным на неудачу. Албанцы же, кроме незначительного числа охотников, вообще отказались участвовать в штурме.

Но это не изменило хода событий. В назначенное время русские войска, усиленные десантом с кораблей, решительно атаковали укрепление Св. Рока и, преодолев рвы, при помощи штурмовых лестниц ворвались внутрь. Увидя невозможность-противодействовать стремительной атаке, французы, заклепав пушки и взорвав погреба, отступили в укрепление Св. Сальвадора, где намеревались организовать упорную защиту. Однако-ворвавшиеся на их плечах солдаты и матросы быстро сломили сопротивление, и через полчаса в результате ожесточенной рукопашной схватки французы в беспорядке бежали и отсюда. Та же участь постигла и укрепление Св. Авраама. Через полтора часа после начала штурма все передовые укрепления Новой крепости были в руках русских.

Высадка десанта

Падение о. Видо и передовых укреплений Новой крепости резко снизило моральное состояние французского гарнизона. С занятием острова русская артиллерия получила полную возможность беспрепятственно и почти безопасно для себя обстреливать Старую крепость о. Корфу, а быстрое занятие внешних укреплений Новой крепости показало французам, что развязка наступит гораздо раньше, чем они рассчитывали.

Моральный дух французского гарнизона был сломлен. Видя бесполезность дальнейшего сопротивления, командующий французскими войсками генерал Л.Ф.Ж. Шабо прислал 19 февраля Ушакову трех офицеров с предложением принять капитуляцию гарнизона и начать переговоры. Ушаков согласился и отдал приказ о прекращении огня. 20 февраля акт о капитуляции был подписан. По его условиям французы сдавали крепости Корфу со всеми находившимися в них трофеями и обязывались не воевать против России и ее союзников в течение 18 месяцев.

В крепостях острова Корфу при приеме по осмотру определенных оказалось мортир медных разных калибров 92, чугунных 9-ти пудовых каменнострельных 13, голубиц (гаубиц) медных 21, пушек медных разных калибров 323, чугунных разного калибра 187, ружей годных 5495, бомб разного калибра чиненных 545, нечиненных 36 849, гранат чиненных 2116, нечиненных 209, древгаглов 1482, ядер чугунных разных калибров 137 тысяч, кнепелей (sic!) 12 708, дуль свинцовых ружейных 132 тысячи, пороху разных сортов 3060 пудов, пшеницы немолотой в разных магазинах до 2500 четвертей и... морского и сухопутного провианта по числу французского гарнизона месяца на полтора, также оказалось во многих магазинах по разным должностям припасов и материалов немалое количество. Судов при Корфу находящихся: корабль 54-пушечной, обшитый медью «Леандр», фрегат 32-пушечной «Бруна», поляка «Экспедицией» о 8 пушках медных, одно бомбардирское судно, галер 2, полугалер годных 4, негодных 3, бригантин негодных 4 и 3 купеческие судна, и оные купеческие судна надлежит казне или хозяевам; велено комиссии об них сделать рассмотрение; в порте Гуви один 66-пушечный корабль ветхой, также один корабль, 2 фрегата ветхие, затопшие; при крепости же Корфу и в порте Гуви нашлось не малое количество дубовых и сосновых лесов, годных ко исправлению кораблей и в перемену рангоута...»

Торжественное шествие Ушакова по улицам города было встречено неописуемым энтузиазмом населения, богато украсившего свои дома. «Радость греков была неописанна и непритворна. Русские зашли как будто в свою родину. Все казались братьями, многие дети, влекомые матерями навстречу войск наших, целовали руки наших солдат, как бы отцовские. Сии, не зная греческого языка, довольствовались кланяться на все стороны и повторяли: «Здравствуйте, православные!», на что греки отвечали громкими «ура».

Взятие Корфу завершало полную победу Ушакова — овладение русскими всей группой Ионических островов. В Европе не могли прийти в себя от удивления: флот взял сильнейшую крепость!

Едва ли не лучшей оценкой действий Ушакова и его моряков были облетевшие весь флот слова поздравления, посланного Суворовым Ушакову:

«Великий Петр наш жив. Что он, по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет, то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу, хотя бы мичманом!».

 

Организация Ушаковым самоуправления Ионических островов

Пленные французские генералы, стойко выдержавшие осаду и конечный штурм,— Шабо, Дюбуа, Ливрон и Верьер — прибыли к Ушакову на корабль.

«Французские генералы, выхваляя благоразумные распоряжения адмирала и храбрость русских войск, признавались, что никогда не воображали себе, чтобы мы с одними кораблями могли приступить к страшным батареям Корфы и острова Видо, что таковая смелость едва ли была когда-нибудь видана... Они еще были более поражены великодушием и человеколюбием русских воинов, что им одним обязаны сотни французов сохранением своей жизни, исторгнутой силою от рук мусульман».

Всюду, где французы встречались с отрядами из эскадры Ушакова, они настойчиво подчеркивали варварское поведение турок и благородство русских. «Московский флаг на корабле начальника напоминал о враге, которого должно опасаться, но который знает законы войны. Не то было с флагом оттоманским»,— говорит Мангури.

Награды, ордена, богатые дары, лестные грамоты посыпались на Ушакова, но не столько от Павла, сколько от султана Селима III. Депутации от населения не только о. Корфу, но и от ранее освобожденных Ушаковым островов Цериго, Занте, Св. Мавры и Кефалония, одна за другой выражали свою горячую благодарность и восторженные поздравления. Они подчеркивали, что русский адмирал даровал им самоуправление, свободу, водворил спокойствие и тишину, «утвердил между всеми сословиями дружбу и согласие». Это был явный намек на то, что Ушаков не позволил обижать и притеснять решительно никого из лиц, подозреваемых в «якобинстве» и в приверженности к французам. Ушаков разработал основы временной «конституции». Он создал на островах орган, избранный не только от дворян, купцов и вообще зажиточного народа, но и от крестьян. В качестве верховного органа намечался «Сенат семи соединенных островов» из делегатов от органов самоуправления, собирающийся на о. Корфу и решающий дела, затрагивающие общие интересы островов. Этим органам самоуправления поручалась организация администрации и суда. У нас нет точных данных о том, как именно в это время происходили выборы, как функционировали органы самоуправления, каковы фактически были действия сената на Корфу и т. п. Да и слишком короток был срок существования этого самоуправления. Население Ионических островов смотрело с величайшей радостью на то упорядоченное, безопасное, спокойное существование, которое дали им и поддерживали у них в течение всего своего пребывания Ушаков и его моряки.

Когда летом 1800 г. Ушаков окончательно покидал Средиземное море, сенат Ионических островов, снова и снова благодаря Ушакова за «столькие благодеяния», объявил торжественно, что народ Ионических островов «единогласно возглашает Ушакова отцом своим».

В сущности Ушаков создал впредь до окончательного решения союзных правительств почти совсем самостоятельную республику под временным протекторатом России и Турции. Фактически никаких вмешательств русской военной власти во внутренние дела Ионических островов не было.

12 апреля 1799 г. Ушаков предложил избрать делегатов от всех Ионических островов и прислать их в город Корфу. Здесь эти делегаты вместе с делегатами от Корфу и составили ядро «сената», который и начал выработку проекта государственного устройства островов под русским и (фиктивным) турецким объединенным владычеством.

К концу мая 1799 г. был уже готов и утвержден Ушаковым «План о учреждении правления на освобожденных от французов бывших венецианских островах и о установлении в оных порядка».

«План» отдавал высшую административную власть в руки выборного сената, собирающегося в Корфу и состоящего из делегатов от островов, причем эти делегаты выбираются как от дворян, так и от жителей, имеющих определенный годовой доход (фиксированный особо для каждого острова). Сенат имеет верховный надзор как за судом, так и за органами местного самоуправления (так называемыми «малыми советами», или «конклавами»). Самоуправлению дана большая компетенция, обеспечивающая фактическую власть за дворянством и зажиточным торгово-ремесленным классом. Конечно, верховные права сюзерена и покровителя, то есть фактически представителя России, остаются не ограниченными ни сенатом, ни местными учреждениями. Но вместе с тем нигде не говорится о том, в чем именно заключается вмешательство верховной власти в обыденное течение дел в суде и администрации.

Когда в середине июня 1799 г. в Константинополь и Петербург отправлялись депутации, избранные населением Ионических островов и имевшие целью испросить конфирмацию нового государственного устройства Ионических («Эгейских») островов,— то тяготение к России продолжало оставаться очень сильным и именно в простолюдинах, в «нижнем народе», хотя Ушаков уже категорически заявил о нежелании Павла принять острова в русское государственное подданство: «...особо все вообще искать будут вашей протекции, они и все общество всех островов одно только счастье почитают, ежели не лишатся протекции России, а нижний весь народ слышать не хотят иного ничего, как только желают быть в совершенном подданстве России. Не безызвестно мне, что этого быть не может и что государь император не пожелает и не предпримет, дабы Порта не почувствовала, а пожелает всегда сохранить дружбу, но народ здешних островов и по сие время в уповании о том же...» Силу этих стремлений Ушаков, вообще чуждый преувеличений в слоге, выражает так: «Как видно, дойдут до всякого бешенства, теперь они только дышат тою надеждою, что протекции России не лишатся, это только мнение оживляет их надежду, впрочем все депутаты надежду имеют на вашу только протекцию и покровительство, и искать будут оных и во всем будут вам послушны, так как и мне неограничено».

Так писал 14 июня 1799 г. Ушаков В. С. Томаре в Константинополь об отправляющихся в Петербург депутатах.

Итак, вслед за полным овладением Ионическим архипелагом воспоследовало дарование населению своего рода «хартии» самоуправления, которая при всей своей неясности, половинчатости, при всем дворянско-цензитарном характере постановлений о выборах (очень притом путано сформулированных) казалась тогда на востоке Средиземного моря весьма либеральной. Таковой ее, по крайней мере, находили австрийцы.

На островах при русских обеспечивались благосостояние населения и права личности больше, чем при турках или французских оккупантах.

 

Действия эскадры Ушакова у берегов Италии

Слава Ушакова гремела во всей Европе.

Но среди триумфов адмирал Ушаков не переставал помнить, что его миссия еще далеко не кончена и что большая тягота предстоит в ближайшем будущем. Он мог предвидеть, что начинается новая страница его средиземноморской эпопеи и что опять ему придется считаться не только с неприятелем, но и с «союзниками», происки и тайные интриги которых представят большую трудность, чем борьба с примитивными восточными хитростями умного и удачливого хищника и счастливого военного предводителя Али-паши Янинского или противодействие обманным махинациям повелителя правоверных Селима III, да «сюрпризам» со стороны турецких адмиралов вроде Фетих-бея, отказавшегося идти в погоню за бежавшим неприятельским кораблем на том основании, что команда может «рассердиться», если ей предложить выйти в море.

Раздражало и беспокоило Ушакова также очень плохое снабжение его эскадры продовольствием и всем необходимым.

Снабжение эскадры Ушакова зависело от двух ведомств снабжения: русского и турецкого. Можно себе без труда представить, как худо кормили ушаковских моряков турки. Но и из России все запаздывало.

Организация снабжения была поставлена и в русском и в турецком адмиралтействах из рук вон плохо. Одни суда с провиантом, отправленные из Константинополя, «в зимнее время разбились», другие пришли с опозданием на четыре месяца.

Таким образом, поддержки «тыла» Ушаков в эту многотрудную весну 1799 г. почти никакой не имел, и это его угнетало и раздражало. «Из всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, — писал Ушаков 31 марта 1799 г. русскому посланнику в Константинополе Томаре,— чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений, и в такой крайности, в какой мы теперь находимся. Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только по крайней мере довольствовали нас провиантом, порционами и жалованьем, как следует, и служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду, и чтобы притом корабли наши было чем исправить и мы не могли бы иметь уныния от напрасной стоянки и невозможности действовать».

25 марта 1799 года Указом Павла I Ушакову было присвоено звание адмирала: «Его и.в. всемилостивейшее пожаловать соизволил вице-адмирала Ушакова за покорение всех похищенных французами прежде бывших венецианских островов и взятие последнего из них острова Корфу с крепостями, укреплениями и военными кораблями в адмиралы». Кроме того, Павел наградил Ушакова бриллиантовыми знаками к имевшемуся у него ордену Александра Невского.

Освобождением Ионических островов закончился первый этап операций Ушакова на Средиземном море. И немедленно должен был начаться другой: действия против французов на юге и на севере Апеннинского полуострова. На юге речь шла об изгнании французов из королевства Обеих Сицилий и из Рима, на севере — о всемерной помощи с моря действиям Суворова в Ломбардии и Пьемонте, т. е. у Анконы и у Генуи.

Ушаков выслал к южным берегам королевства Обеих Сицилий небольшой отряд из 4 фрегатов с десантом под командованием капитана 2 ранга А. А. Сорокина.

22 апреля отряд Сорокина неожиданно появился у крепости Бриндизи. Французский гарнизон во главе с комендантом крепости в панике бежал. От Бриндизи отряд Сорокина пошел вдоль берега Италии до города Манфредония, где 9 мая был высажен десант в составе около 600 человек. Десант возглавил командир фрегата «Счастливый» капитан 2 ранга Белли.

Григорий Григорьевич Белли был в числе лучших офицеров ушаковской эскадры. В сражениях при Фидониси, в Керченском проливе, у Тендры, у Калиакрии. Он показал себя первоклассным морским офицером. В Средиземном море Белли отличился и при Церицо, и при Занте, и под Корфу.

Высадившись в Манфредонии, Белли начал свой победоносный поход к Неаполю. С чисто военной стороны поход был настолько блестящим для русского оружия, что Павел, давая за него Белли очень высокую награду — орден Анны I степени, воскликнул: «Белли думал меня удивить; так и я удивлю его». В течение примерно трех недель небольшой русский отряд не только взял Неаполь, но и освободил от французов две трети Неаполитанского королевства.

 

Поход Белли на Неаполь

Русский отряд, при котором находился кардинал Руффо со своими вооруженными силами, шел к Неаполю, ломая сопротивление неприятеля. Считалось, что командует Руффо, стоявший во главе «королевской армии», как пышно назывались вооруженные и недисциплинированные толпы, которые около него собрались. Но все делали, конечно, русские, а вовсе не кардинал Руффо. Русские разбили французов под Портичи, взяли форт Виллему, они же взяли Мадалену и Мадаленский мост. Русские военные достижения сознательно замалчивались англичанами. Капитан Фут, весьма старавшийся принизить роль русских, в своем официальном донесении Нельсону принужден был сделать это в такой курьезнейшей форме: «Вечером 13 июня кардинал, или, скорее, русские, взял форт Виллему и Мадаленский мост». Это «или, скорее, русские (or rather Russians)» прямо бесценно в своей наивной откровенности: не упомянуть о главных виновниках победы нельзя было никак.

Руководящая роль русских обязывала кардинала Руффо очень и очень считаться с волей их начальника — капитана 2 ранга Белли.

Сначала капитулировала крепость Кастелламаре, потом два замка—Кастель д'Уово и Кастель Нуово, где находились французы и наиболее скомпрометированные республиканцы Неаполя. По условиям этих «капитуляций» кардинал Руффо обязывался разрешить французским гарнизонам укреплений выйти из замков с военными почестями, с оружием и военным имуществом, с развернутыми знаменами, с двумя заряженными пушками. Все итальянские республиканцы, укрывшиеся в замках, как мужчины, так и женщины, точно так же получали гарантию личной безопасности, и им предоставлялся свободный выбор: либо вместе с французским войском перейти на корабли, которые их доставят в Тулон, либо остаться в Неаполе, причем им гарантировалось, что ни они, ни их семьи не подвергнутся никакому утеснению. Этот документ был подписан французами 10 июня, кардиналом Руффо и представителями Ушакова и Кадыр-бея 11 июня 1799 г., а 12 июня он был подписан представителем Нельсона — капитаном Футом.

Столкнуться с австрийским «ножом за пазухой» Ушакову пришлось в трудное время, осенью 1799 г., когда уже русская помощь была не так нужна австрийскому правительству и когда, следовательно, можно было разрешить себе усиление наглости по отношению к русским.

В то время как моряки под командованием капитана 2 ранга Белли отличились на суше, кораблям флота пришлось действовать под Анконой. Австрийское правительство через русского посла в Вене Разумовского очень просило Ушакова отрядить часть своих кораблей в Адриатическое море, чтобы, во-первых, помочь взять Анкону, где засел двухтысячный французский гарнизон, и, во-вторых, оградить крайне важные для Австрии торговые перевозки в Адриатике. Сам Суворов был вынужден торопить Ушакова и предлагать ему помочь австрийцам взять Анкону.

1 мая 1799 г. Ушаков отправил два русских корабля и два фрегата, а также турецкие корабль, два фрегата и корвет и во главе этой эскадры поставил контр-адмирала Павла Васильевича Пустошкина (произведенного 9 мая того же года в вице-адмиралы).

7 мая 1799 г. Пустошкин появился под Анконой. Войск у Пустошкина почти вовсе не было, но за короткое время ему удалось сделать очень много.

Эскадра Пустошкина уничтожила или изгнала с моря итальянских и французских корсаров, невозбранно грабивших торговые суда любой национальности. Русские моряки освободили от французских захватчиков Сенигалью и ряд других населенных пунктов северо-восточного итальянского побережья. Австрийцы в этом труднейшем деле никакой помощи русским морякам не оказали. Очистив море, Пустошкин успешно начал подготовку к взятию Анконы. Но тут Ушаков, по настоянию Нельсона, вынужден был внезапно отозвать эскадру Пустошкина к Корфу, так как распространились тревожные слухи о вступлении в Средиземное море сильного франко-испанского флота.

Одновременно к Корфу был отозван и отряд капитана 2 ранга Сорокина.

Ушаков принял меры на случай встречи с вражеским флотом. Он собрал в Корфу всю свою эскадру, снабдил ее провиантом и 25 июля отправился к берегам Сицилии на соединение с адмиралом Нельсоном, просившим Ушакова выступить совместно с английским флотом. 3 августа эскадра Ушакова пришла в Мессину.

К этому времени выяснилось, что опасность со стороны франко-испанского флота преувеличена. По просьбе Суворова, готовившегося начать наступление к берегу Генуэзского залива, Ушаков 19 августа отправил к Генуе под командованием вице-адмирала Пустошкина три корабля и два малых судна, чтобы пресечь подвоз морем запасов неприятельским войскам. В тот же день к Неаполю в помощь отряду Белли был послан капитан 2 ранга Сорокин с тремя фрегатами и одной шхуной. Сам же Ушаков с остальными кораблями пошел в Палермо, чтобы, «условясь в подробностях с желанием его неаполитанского величества и с лордом Нельсоном», пройти к Неаполю, а оттуда в Геную« или в те места, где польза и надобность больше требовать будут». Еще до прихода Ушакова в Палермо, 3 августа 1799 г. туда прибыл из Англии вице-адмирал Карцов с тремя линейными кораблями и фрегатом. Карцов поступил немедленно под команду Ушакова. Экипаж у Карцова оказался страдающим «цынготной болезнью», и Ушаков с целью излечения цынготных направил всю эскадру Карцова к Неаполю.

Когда Ушаков 22 августа пришел со своими кораблями в Палермо, то оказалось, что и Нельсон и король Фердинанд непременно желают оставить русскую эскадру у неаполитанских берегов. Нельсон желал этого для того, чтобы не пускать русских к Мальте, король же — из непреодолимого страха перед французами и вследствие полной уверенности, что без русских порядок в его столице еще не скоро будет установлен.

Когда военные действия против французов в Неаполе и всем королевстве окончились, эскадра Ушакова все же не могла пойти к Мальте — не только потому, что Нельсон не хотел того допустить, но и по другим причинам. Во-первых, турецкая эскадра самовольно ушла к себе домой, в Константинополь, и ушаковский флот тем самым уменьшился в своем составе весьма значительно. Во-вторых, Рим, захваченный в свое время войсками Бонапарта, оставался во власти французов, грабивших город.

 

Поход русского десанта на Рим и его занятие

Ушаков сделал все от него зависящее, чтобы, не отвлекаясь римскими делами, идти, наконец, к Мальте. Но что было делать с турками? Матросы Кадыр-бея взбунтовались и грозили выбросить за борт всех своих офицеров и самого Кадыр-бея. Они заявляли, что им надоело воевать так долго и так далеко от Турции. А тут еще прибавились события, очень ускорившие уход турецкой эскадры.

Жаловавшиеся на «скуку» турецкие матросы время от времени пробовали с ней бороться, грабя при случае жителей Палермо. Но тут коса нашла на камень: сицилийцы оказались весьма оперативными в самозащите; произошло большое побоище на берегу, причем турки были жесточайше поколочены: четырнадцать человек у них было убито, пятьдесят три ранено и сорок человек пропало без вести.

Это происшествие произвело на поколоченных турецких матросов настолько отрицательное впечатление, что они определенно заявили своему начальству о своем непреложном решении отправиться поскорее домой.

Перепуганный насмерть Кадыр-бей явился в Палермо к Ушакову и умолял его восстановить дисциплину. Ушаков отправился на турецкую эскадру и восстановил порядок, но длительных результатов добиться не мог. Дело в том, что и турецкие морские офицеры, не весьма далеко ушедшие от своих подчиненных в понимании дисциплины и воинского долга, тоже «соскучились» воевать под верховным командованием русского адмирала. Ни ограбить богатые Ионические острова Ушаков им не дал, ни перехватывать на море зазевавшихся «купцов» под нейтральным флагом не позволял, ни насильничать в Палермо не разрешал; никакой радости для них от этой экспедиции не было и впредь не предвиделось. А в Константинополе тоже сообразили, что если даже от освобождения Ионических островов никакой реальной пользы Турция не получила, то уж подавно ничего не получит от действий в Италии. Поэтому едва ли взбунтовавшиеся турецкие матросы могли очень бояться гнева своего правительства. Турецкая эскадра ушла «самовольно» к себе домой. Ушаков должен был, по настоятельной просьбе короля Фердинанда, идти с оставшимися у него кораблями из Палермо в Неаполь, где слишком уж бушевала (с самого конца июня) и грабила чернь, которая, разохотившись, нападала уже не только на «якобинцев», а на всех, у кого можно было чем-либо поживиться.

Ушаков прибыл в Неаполь и высадил 800 человек морской пехоты и матросов под командой полковника Скипора и лейтенанта Петра Ивановича Балабина для похода на Рим. Прослышав о приближении. к Риму отряда Скипора и Балабина, Гарнье, несмотря на свои победы как над неаполитанцами, так и над австрийцами, согласился начать переговоры о капитуляции гарнизона. 16 сентября капитуляция была подписана командующим неаполитанской армией маршалом Буркардом и капитаном Траубриджем — командиром британского линейного корабля, пришедшего в Чивита-Веккию.

По условиям капитуляции французы получали право свободно выйти из города не только с оружием, но и со всеми награбленными ими вещами и богатствами. Ушаков узнал, что Буркард, действуя явно с согласия кардинала Руффо, просто решил выпустить французов с оружием и обязался даже переправить их, куда они захотят. Это давало французам полную возможность немедленно отправиться в Северную Италию воевать против суворовской армии. Самим же неаполитанцам ничего не нужно было, кроме возможности войти в Рим и в усиленных темпах продолжать (но уже в свою пользу) производившееся так долго французами систематическое ограбление римского населения.

Уже 15 сентября 1799 г., накануне формально подписанной капитуляции Рима, Ушаков с возмущением укорял Траубриджа за дозволение французам спокойно, со всем вооружением уйти из Рима, Чивита-Веккии, из Гаэты, и, не зная еще о совершившихся фактах, Ушаков требовал, чтобы Траубридж продолжал с моря блокировать Чивита-Веккию, потому что иначе освобожденные французы — «сикурс (помощь) непосредственный и немаловажный» для французской армии, сражающейся на севере против Суворова.

Англичане не только освободили французские войска, но и стали с полной готовностью перевозить их на Корсику, откуда уже рукой подать было до суворовских позиций в Северной Италии... Случилось именно то, чего опасался и на что негодовал Ушаков.

Скипор и Балабин получили от Ушакова приказ возвратиться в Неаполь, не продолжая похода к Риму. Кардинал Руффо немедленно написал адмиралу Ушакову письмо, умоляя его не возвращать русский отряд в Неаполь, во-первых потому, что французы согласились уйти только под влиянием известий о приближении русских, а во-вторых, потому, что если русские не войдут в Рим, то «невозможно будет спасти Рим от грабежа и установить в нем добрый порядок». Мало. того, кардинал Руффо решил уж пойти на полную откровенность и признался, что «без российских войск королевские (неаполитанские) подвержены будут великой опасности и возможно отступят назад».

Ушаков снова приказал Скипору и Балабину идти в Рим. 30 сентября 1799 г. в первый раз за историю Рима русские войска вступили в «вечный город».

Ликование римского населения объясняется весьма простой причиной: в городе уже начали хозяйничать монархистско-бандитские шайки кардинала Руффо, снискавшие себе такую специфическую славу, что именно с этой поры в английский язык вошло новое слово «руффианец», the ruffian, для обозначения грабителя и громилы. Приход безукоризненно державших себя, дисциплинированных русских войск спас Рим от грозивших ему ужасов. «В Риме сил никаких важных не остается, кроме неодетых и нерегулярных войск... а только составляют важность наши войска под командой моей, состоящие в Риме»,—доносил Скипор Ушакову.

В Риме могло повториться в меньших размерах то, что произошло в Неаполе: неаполитанский сброд, очень трусливый в бою, был неукротим в насилиях и грабежах. Но здесь все эти эксцессы монархической неаполитанской черни были прекращены с самого начала, и пока русский отряд был в городе, римские республиканцы и все вообще подозреваемые в «якобинстве» могли быть спокойны.

Отряд Скипора и Балабина, пробыв некоторое время в Риме, вернулся к эскадре Ушакова в Неаполь.

Так закончились военные действия Ушакова и его моряков в неаполитанских водах и на суше. Но политическое действие трактата о помощи России королевству Обеих Сицилий продолжалось. Этот договор был подписан еще 29 ноября 1798 г. в Петербурге. Со стороны короля неаполитанского договор подписал посол маркиз де Серра-Каприола, со стороны Павла I — Безбородко, Кочубей и Растопчин. Ссылаясь на этот договор, Фердинанд выпросил у Ушакова в самом конце 1799 г. при уходе русской эскадры, чтобы тот еще на некоторое время оставил в Неаполе Белли с его отрядом.

 

Возобновление действий русских под Анконой

По настоятельной просьбе Австрии Ушакову еще в июне 1799 г. пришлось отделить от своего и находившегося в его распоряжении турецкого флота особую эскадру под командованием капитана 2 ранга графа Войновича и послать ее к Анконе.

Началась блокада Анконы.

Блокада Анконы, установленная Войновичем, была очень реальна. В Анконе начался голод, усиливалось дезертирство из полуторотысячного французского гарнизона, запертого в городе и крепости.

Между Фрелихом, недружелюбно и в высшей степени нагло относившимся к русским, и графом Войновичем произошла ссора. Неприятности начались почти непосредственно после прибытия восьмитысячного австрийского корпуса под Анкону. Войнович полагал, что австрийцы желают под Анконой поправить свою военную репутацию, сильно пострадавшую в Риме, который они никак не могли взять без русских: «Австрийцы, сожалея, что не могли иметь чести в Риме, всеми мерами и происками стараются получить верх при взятиии Анконы»,— зло иронизирует Войнович в донесении Ушакову от 17 октября 1799 г. Русский командир явно усмотрел в этих происках австрийцев вполне реальную цель: «Они крайне стараются и желают отдалить нас от сей экспедиции и захватить все себе. Я известился партикулярно под Триестом, что они хотят, если удастся, заключить капитуляцию тайно. Но я уверен, что в сем им успеть не удастся».

Стремление Фрелиха было заставить русских убрать свой десант с берега и вообще уйти от Анконы. А Войнович, не желая отказываться от чести победы, предлагал Фрелиху покончить дело штурмом. Но Фрелих отказался.

Проведав о том, что Фрелих завел с французами переговоры о капитуляции, Войнович немедленно дал знать об этом Ушакову, который командировал в качестве русских представителей двух офицеров. Фрелих их не принял. Тогда Войнович написал австрийцу резко протестующее письмо: «Я не могу быть равнодушным к сей новой обиде... и я должен еще раз учинить представление против такого поступка, столь противного честности, долженствующей существовать между начальниками союзных войск, и которые разрушают взаимное согласие».

Протест не возымел действия. Фрелих выпустил неприятеля из Анконы.

Французы, уходя, обобрали жителей Анконы, «оставив их без ничего», как выражается неискушенный в стиле капитан Войнович.

Ссора жестоко обострилась, и Войнович резко объяснялся с австрийцем.

Фрелих, не потрудившись даже уведомить Войновнча, принял сдачу Анконы и отказался допустить русских в гавань после сдачи. «Я предвижу,— доносил Войнович Ушакову,— что они хотят всем завладеть сами, по сие никаким образом допустить не могу, чтобы дать обесчестить флаг его императорского величества, разве что, возможно, он по своей многочисленности учинит то силой».

Ушаков всецело одобрил образ действия Войновича. Русский адмирал был возмущен тем, что Фрелих, не уведомляя Войновича, приступил к переговорам с французами о капитуляции Анконы. «Таковой поступок,— писал Ушаков Войновичу 7 ноября 1799 г., — противен есть общественным правам законов, ибо всегда тот начальствовать должен, «то имеет крепость в осаде, а не тот, который пришел уже после».

8 ноября 1799 т., Ушаков получил точное извещение о сдаче Анконы, состоявшейся 2 ноября. Ушаков немедленно написал обо всем Павлу I.

Павел одобрил действия Ушакова и приказал Коллегии иностранных дел обратиться с протестом к австрийскому двору. В Вене, очевидно, нашли, что Фрелих слишком уж торопится и что русские еще, пожалуй, могут понадобиться. Ретивый генерал был смещен и даже отдан под суд, ничем дурным для него, впрочем, не окончившийся.

 

Русские под Генуей

Австрийский гофкригсрат так же точно не хотел пускать Суворова к Генуе, как на юге Нельсон не хотел пускать Ушакова к Мальте. И так же, как англичане бесконечно долго осаждали Мальту, так и австрийцы бесконечно долго осаждали Геную. Но поддержка со стороны русских эскадрой и небольшим десантом могла казаться гофкригсрату, с одной стороны, очень желательной, а с другой — вполне, так сказать, безопасной в смысле возможности захвата русским союзником -этого богатого и крайне важного пункта.

Генуя захвачена была французами еще при первом завоевании Северной Италии генералом Бонапартом. Взять Геную можно было не с моря и не флотом, а с суши силами пехоты. На суше же австрийцы не имели русской помощи, и поэтому ничего путного у них не выходило. Шел месяц за месяцем, а Генуя держалась.

Руководил осадой (к моменту прибытия Пустошкина) австрийский генерал Кленау — один из множества австрийских военачальников, которых, по известному выражению Суворова, относившемуся к австрийцам, отличала «привычка битыми быть». Генерал Кленау тоже никак не мог избавиться от этой вредной привычки.

Прибыв под Геную со своей эскадрой, вице-адмирал Пустошкин «был обнадежен, что Генуя в скорости взята будет». На самом же деле Генуя была занята только 24 мая 1800 г., когда у генерала Массена, оборонявшего город, истощились все припасы, причем уже через полторы недели после этого Бонапарт разгромил австрийцев при Маренго и Генуя тотчас же была возвращена французам. До всех этих событий было еще очень далеко летом и осенью 1799 г, когда генерал Кленау убеждал Пустошкина в близости австрийской победы. Кленау просил о высадке русского десанта в помощь австрийской сухопутной армии. Пустошкин войск не имел и мог высадить лишь батальон в 200 человек. У австрийцев было несколько тысяч человек. Предпринятый штурм французы отбили. Австрийцы были жестоко разбиты, они потеряли, как донес Ушаков царю, «до трех тысяч человек, в том числе более взятых в плен, чем убитых» . Очень характерна одна деталь: разбежавшаяся австрийская армия бросила маленький русский отряд на произвол судьбы. У русских оказалось выбывшими из строя 75 человек, в том числе убитыми 38, ранеными 18 и взятыми в плен 19. Пустошкин донес, что русский отряд «оказал отличное мужество и храбрость». Весьма показательно, что при позорнейшем поведении австрийцев весь русский отряд не был перебит или взят в плен.

Сражались русские превосходно. «При местечке Сестрин на гребных судах наш десант перевез на корабль и еще цесарцев вышеписанных 48 человек не без трудности и могу доложить по справедливости в сем случае весьма доволен исправностью и усердием к службе его величества» своих моряков, благополучно спасавших заодно также и разбитых австрийцев («цесарцев»): «сие случилося в ночное и мрачное с мокротою время, а притом со стороны открытого моря», добавляет Пустошкин в своем рапорте Ушакову.

Пустошкин вернулся со своей эскадрой в Мессинский пролив лишь весной 1800 г., когда Павел вышел из второй коалиции и, к большому, удовольствию Пустошкина, повелел «впредь никакого содействия с австрийскими войсками не иметь». В связи с этим Пустошкин отбыл к Ушакову, уже снова стоявшему со своей эскадрой у Ионических островов.

 

Последние годы службы

7 января 1800 г. Ушаков, покинув Италию, пришел со своей эскадрой к о. Корфу. Военные действия русского флота в Средиземном море окончились.

Отряды кораблей, действовавших вокруг Италии, возвратились в Корфу. После длительных походов и боевых действий нужно было сделать ремонт кораблей и привести эскадру в полный порядок, прежде чем идти в Севастополь.

С 7 января до 6 июля 1800 г. Ушаков пробыл на Корфу. Эти месяцы были периодом сплошного триумфа. «Спасителю всех Ионийских островов» — значилось на медали с портретом Ушакова, которую выбили на о. Кефалония. В многочисленных грамотах (от о. Занте и других) восхвалялись дела русского флотоводца, выражалась ему благодарность за великодушие и за избавление населения от иноземных завоевателей.

Но нелегко было на душе у адмирала. Он увидел, что заслуги его моряков и его собственные не оценены по достоинству. Не только в недостаточности наград, в небрежности и скупости правительства было дело. Изменчивая политика неуравновешенного, действовавшего порывами Павла I направлялась в 1800 г. уже по совсем иному руслу. Вчерашние друзья и союзники становились противниками, вчерашний враг понемногу превращался в союзника, и подвиги Суворова на суше я успехи Ушакова на Средиземном море постепенно утрачивали свое значение в глазах двора и правительственных сановников.

Ушаков видел, что он и его экспедиция уже мало кого интересуют в Петербурге, и это его явно волновало и обижало.

Выйдя из Корфу 5 июля, основная часть эскадры Ушакова в составе 11 линейных кораблей, 2 авизо, 1 транспорта и 3 других судов прибыла в Севастополь только 26 октября 1800 года. Движению эскадры мешали сильные ветры. Несколько позднее возвратились отряды, которыми командовали А.А. Сорокин и Н.Д. Войнович.

По возвращении в Севастополь он продолжал превращать этот порт в первоклассную (по тому времени) крепость.

Ночью 11 марта 1801 года заговорщиками был убит Император Павел I.

На Российский престол взошел его сын Александр I. Политика России менялась. Высокопоставленные чиновники использовали против Ушакова организацию им на Ионических островах республики. Этот факт они преподнесли царю как крамолу, как опасность для императорского трона, И Ушаков попал в немилость. Его перевели с Черного моря поближе к недремлющему оку его врагов. В Петербург, командовать гребным флотом, к тому времени уже снимавшимся с вооружения.

Это был большой удар. Ушакову, всю свою жизнь связанному с флотом, создавшему боевой Черноморский флот, не хотел покидать родную стихию, и он скрепя сердце переехал в Петербург. Но и здесь в течение 5 лет продолжал, как родной отец, заботится о матросах.

При Дворе возобладало мнение о ненужности большого флота для «сухопутной» России. Тогдашний морской министр высказывался о флоте, что «он есть обременительная роскошь», а другой деятель морского ведомства писал: «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том и не представляется ни пользы, ни надобности». В 1804 году Федор Федорович составил подробнейшую записку о своем служении Российскому флоту, в которой подытоживал свою деятельность: «Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался».

Глубоко обиженный пренебрежением к флоту, бездарностью и консерватизмом адмиралтейских чинуш, Ушаков, видя, что флот приходит в упадок, и бессильный помешать этому, ссылаясь, как он писал тогда, «на телесную и душевную болезнь», подал в отставку.

Но слава Ушакова в народе, любовь к нему моряков оказали свое влияние, и Александр I 17 января 1807 года подписал Указ не просто об отставке, а о почетной отставке «с ношением мундира и полным жалованием». Не мог он обойти молчанием и заслуги Ушакова.

В Указе Адмиралтейств-коллегии от 4 июля 1807 года были перечислены все заслуги адмирала, все его наиболее важные боевые операции, победы и походы.

Ушаков был награжден орденами Владимира IV, III и II степени, Георгия Победоносца IV и II степени, Александра Невского и бриллиантовыми знаками к нему, орденом Иоанна Иерусалимского. Турецкий султан наградил Ушакова двумя алмазными челенгами, одной табакеркой с бриллиантами, а другой с алмазами. Сенат Семи Ионических островов вручил Ушакове золотую шпагу с алмазами, островитяне о. Занте – золотую шпагу, украшенную арматурой на военные темы и лаврами. От граждан острова Кефалония и Итака были преподнесены золотые медали с выбитыми на них словам благодарности.

Заканчивая службу, 17 декабря 1806 года, Федор Федорович решил поднести в дар Отечеству алмазный челенг и пять медных пушек с припасами, пожалованных ему турецким султаном, а также две тысячи рублей . Узнав об этом, Александр I через Петербургского губернского предводителя дворянства обер-камергера графа А. С. Строганова просил передать адмиралу слова благодарности и вернуть челенг. В записке к Строганову он писал: «Отдавая полную справедливость благородным чувствованиям к такому пожертвованию его побудившим, почитаю я, что сей знак сохранен должен быть в потомстве его памятником подвигов на водах Средиземного моря им оказанных. Посему и желаю я, чтобы вы объявили адмиралу Ушакову благодарность мою за столь знаменитое пожертвование, возвратили ему сию вещь, которая отныне будет свидетельствовать сверх военных его подвигах и примерное поревнование ко благу любезного Отечества».

К сожалению, не сохранились не только все эти награды, но и какие-либо следы их.

Уйдя в отставку, Ушаков более трех лет жил в своем доме 4-й части Измайловского полка в Петербурге. Но и здесь, после отставки, ему не было покоя от чванливых адмиралтейских чинуш.

В 1811 году совершает поездку в Севастополь по личным делам и в этом же году переезжает в родительский дом в Алексеевку Темниковского уезда, Тамбовской губернии.

Здесь он и дожил свои последние годы.

 

Отечественная война 1812 г.

Родные темниковские места. Вдыхая аромат сосновых лесов, любуясь разнотравьем цветущих лугов, тихой Мокшей, адмирал не мог забыть то, чему отдал всю свою жизнь – море и свое детище - родной Черноморский флот. Не давали покоя душевные муки, он часто болел, и силы его слабели.

Но если он, великий флотоводец, морской Суворов, был забыт в те годы в высших морских кругах, где к руководству пришли бесталанные царедворцы, думающие не о флоте, а о личной выгоде, то Ушакова не забывали матросы. И Ушаков не забыл о славе России и верил, что возродится флот и станет могущественным. Он верил в свой народ, в Россию, в её будущее.

Незадолго до похода Наполеона в 1812 году в Россию, когда стали сгущаться над ней тучи, Федор Федорович говорил: «Грозные бури встают на Западе!.. Но не отчаивайтесь, сии бури обратятся к славе России». Это было пророческие слова.

Наступил 1812 год. На русскую землю двинулись полчища Наполеона. Ушакову горько было сознавать, что пошатнувшееся здоровье и возраст не позволяют ему вновь защищать Родину. Но, будучи горячим патриотом, он старался внести посильную лепту в оборону Отечества. Это подтверждается хранящимися в Государственном архиве Тамбовской области документами.

Так, из приходной книги поступающих пожертвований на обмундирование I-го Тамбовского пехотного полка (1813 год) видно, что Ф. Ф. Ушаков внес самую большую сумму — 200 рублей, хотя, судя по фамилиям и занимаемому положению, среди других жертвователей были люди, обладавшие состоянием в несколько раз большим, чем Ушаков.

Руководители губернии—дворяне, крайне озабоченные началом войны с таким сильным противником, как Наполеон, 23 июля 1812 года созвали губернское собрание дворянства для обсуждения мероприятий помощи фронту.

А 17 июля 1812 года тамбовский губернский предводитель дворянства С. А. Чубаров направил Ф. Ф. Ушакову письмо, приглашающее его на это собрание. На этом собрании 23 июля 1812 года был решен вопрос об избрании губернского начальника над ополчением.

25 июля 1812 года дворяне Темниковского уезда также выдвинули Ф. Ф. Ушакова, как своего земляка, на этот пост: «Темниковской округи дворяне, выслушав высочайший манифест, в 6 день июля сего года состоящийся о выборе из среды себя для распоряжения внутренним ополчением, по общему всех желанию и доверию представляем для избрания в губернские начальники внутреннего ополчения, живущего в Темниковской округе, господина адмирала и разных орденов кавалера Федора Федоровича Ушакова, известного всем по отличным деяниям, храбрости и долговременной службе. Темниковский предводитель Александр Никифоров».

По состоянию здоровья Ф. Ф. Ушаков не смог поехать в Тамбов, но заочно был избран в губернские начальники над внутренним ополчением. По баллотировочному «списку чиновников для избрания губернского начальника над новым ополчением» явствует, что из баллотировавшихся 12 кандидатур Ф. Ф. Ушаков получил наибольшее число голосов.

Через Темников проходили на фронт военные команды из восточных губерний. Многонедельный пеший путь, естественно, отражался на здоровье ополченцев и в городах, попадавшихся по пути следования, заболевших оставляли на лечение, Темниковский предводитель дворянства А. И. Никифоров доносил тамбовскому губернатору 15 января 1813 года о взносе Ф. Ф. Ушаковым 540 рублей на содержание и излечение больных военнослужащих: «Имея честь Вашему превосходительству донести, что по получении мною от здешнего господина городничего исчисления, от уездного лекаря к нему доставленного, о продовольствии больных военнослужащих, проходившими командами в городе Темникове оставленных, в коем значится, что на 60 человек труднобольных требуется в сложности по 18 рублей на день, а на месяц 540 рублей; относился я по изъявленному благодетельному расположению к таковым пособиям его высокопревосходительству господину адмиралу и кавалеру Федору Федоровичу Ушакову, вследствие чего его высокопревосходительство и представил вышеописанную сумму для продовольствия больных военнослужащих на один месяц 540 рублей в мое распоряжение. Сию сумму препроводил и из оной половинное количество за двухнедельное содержание с сего числа с расходною книгою к здешнему уездному лекарю для взноса издержек для больных и в оную с надлежащей потребностью под надзором господина городничего в по добровольно изъявленному желанию здешним протоирёем, не только присматривать за больными, но и поместить их в его дом. Темниковский предводитель дворянства Александр Никифоров».

В другом донесении в Тамбов уездный предводитель дворянства писал, что «исключительно на отпущенные Ф. Ф. Ушаковым деньги в Темникове был создан и содержался с 15 января по 11 апреля (1813 г.) госпиталь, больные военнослужащие которого в содержании и лечении не терпели ни малейшего недостатка».

Предание повествует, что Ушаков лично посещал госпиталь и беседовал с больными. О большом патриотизме местного населения в Отечественную войну 1812 года свидетельствует «Приходная книга Темниковского уезда Тамбовской губернии деньгам, собранным на покупку волов для армии».

«Из «Ведомости» о пожертвованиях и сборах в Тамбовской губернии на военные нужды в 1812 году видно, что по Темниковскому уезду собрано: на содержание почт — 4826 р.. 77 к., на дороги, мосты и перевозы - 511 р. 28 к., на сдачу рекрутов по 82 набору — 17168 р. 16 к., по 83 набору — 90033 р. 86 к., на подвижной для армии магазин — 14489 р. 47 к., на покупку волов для армии - 25757 р., на обмундирование 1-го Тамбовского пехотного полка — 23889 р., на разные по выпискам обстоятельства и надобности — 4568 р.

Ф. Ф. Ушаков дожил до окончания Отечественной войны и вместе со своими соотечественниками разделил радость победы. Еще в 1803 году Ушаков внес в Санкт-Петербургский опекунский совет 20 000 рублей. Всю эту сумму с причитающимися на нее процентами в 1813 году он предал в пользу разоренных войной.

 

Смерть Ф.Ф. Ушакова

Как известно, адмирал не был женат, у него не было детей. Не сохранилось никаких документов воспоминаний о нем и его родственников по линии дяди.

2 октября 1817 года Федор Федорович Ушаков скончался. Похоронил его живший с ним племянник, капитан-лейтенант Федор Иванович Ушаков, погибший впоследствии в Наваринском сражении (1827 г.).

В метрической книге Темниковского Спасо-Преображенского собора за 1817 год есть запись: «2 октября, адмирал и разных орденов кавалер, Федор Федорович Ушаков погребен соборне (торжественно) Лета 75. Болезнью натуральною. Исповедан и приобщен протоиреем Асинкритом Иоанновым».

Запись из церковной книги

Погребен Ушаков в Санаксарском монастыре.

На смерть Ф.Ф. Ушакова отозвалась лишь одна Петербургская газета «Северная почта». В кратком сообщении газета писала:

«Из Тамбова, от 12-го октября. Известный адмирал Федор Фёдорович Ушаков, толико прославившийся военными деяниями своими, сего октября, 2 числа, к общему сожалению, скончался в здешней губернии в Темниковском уезде. Погребение происходило 7-го числа. Могила Ф. Ф. Ушакова находится у северной стены монастырского собора».

Вырезка из газеты

Сотрудник морского музея В. Ильинский, посетивший могилу Ф. Ф. Ушакова в 1916 году, в своем очерке «Поездка на могилу адмирала Ф. Ф. Ушакова» («Морской сборник», № 6, 1916 г.) приводит выдержку из записок современника адмирала, настоятеля монастыря Нафанаила, датированных 1829 годом, и, очевидно, хранившихся в архиве монастыря: Адмирал Ушаков, сосед и знаменитый благотворитель Санаксарской обители, по прибытии своем из Петербурга около восьми лет вел жизнь уединенную в своем собственном доме, в своей деревне Алексеевке, расположенной от монастыря через лес версты три..».

Далее Нафанаил записал, что «в честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель, в соборную церковь дорогие сосуды...»

Когда летом 1966 года при прокладке теплотрассы на территории Санаксаря был обнаружен клад церковной утвари, то обратил на себя внимание большой серебряно-вызолоченный потир (чаша) с богатой инкрустацией и датой «1812 год». Не эту ли чашу подарил адмирал монастырю в честь победы в Отечественной войне, из-за скромности не поставив на ней свою фамилию?

Н. Д. Бантыш-Каменский в своем «Словаре достопамятных людей русской земли» (1836 г.) сообщает, что Ушаков вел в деревне почти отшельнический образ жизни и помогал бедным людям.

В 1953 году Министерство обороны СССР произвело обновление надмогильных сооружений. В новое оформление включен и старинный памятник со следующей надписью: «Здесь покоится прах его высокопревосходительства и высокопочтенного боярина флота, адмирала разных российских и иностранных орденов кавалера Федора Федоровича Ушакова, скончавшегося 1817 года, сентября, 4 дня, на 74 году от рождения»

Могила Адмирала Ф.Ф. Ушакова

На задней стороне памятника написано: «Посвящает сей малый знак своей благодарности племянник, капитан-лейтенант Федор Иванович Ушаков» От Ф. И. Ушакова продолжается и поныне род Ушаковых. Бюст Ф. Ф. Ушакова, установленный на памятнике, выполнен по его черепу скульптором -антропологом М. М. Герасимовым. Благодарные потомки чтят память великого флотоводца. В российском военном флоте один из броненосцев носил имя «Адмирал Ушаков», команда которого гордилась этим наименованием. «Адмирал Ушаков» храбро сражался в русско-японскую войну 1904—1905 гг. и погиб в неравном бою.

Советское правительство в 1944 году, в грозное военное время, учредило орден и медаль Ушакова.

В советском Военно-Морском Флоте один из крейсеров также носит название «Адмирал Ушаков» Именем прославленного адмирала названы морские учебные заведения в Санкт-Петербурге и Херсоне, площадь в Севастополе, улицы в Херсоне, Темникове и Саранске. В Темниковском районе имя Ушакова присвоено поселку, образовавшемуся рядом с. Алексеевкой.

Многочисленные экскурсии и отдельные туристы каждое лето посещают могилу Ушакова и возлагают на нее венки и цветы.

 

Основные даты жизни и флотоводческой деятельности Ф. Ф. Ушакова

1745 г. 13 февраля – В семье мелкопоместного дворянина, в родовом имении, сельце Бурнаково Романовского уезда Ярославской провинции Московской губернии родился Федор Федорович Ушаков.

1761 г. 15 февраля – Федор Ушаков поступил в Морской шляхетский кадетский корпус.

1763 г. 12 февраля – произведен в гардемарины.

1764 г. 10 апреля – произведен в капралы.

1766 г. 1 мая – произведен в мичманы.

1766 г. 5 мая – Окончил Морской шляхетский корпус четвертым по списку, произведен в мичманы.

1767 г. – На пинке «Наргин» совершил плавание вокруг Скандинавии до Архангельска.

1768, 23 декабря – Откомандирован на Дон под команду контр-адмирала А. Н. Сенявина для службы в Азово-Донской флотилии.

1769-1770 – На праме № 5 плавал по реке Дон. Произведен в лейтенанты.

1771 – Командуя четырьмя транспортными судами, доставлял лес рекой Дон в Таганрогский порт.

1772-1773 – Командуя палубным ботом «Курьер», плавал от Таганрога до Кафы (Феодосия) и далее до Балаклавской бухты, нес вахтенную службу у Керчи.

1774 – Командуя кораблем «Модон», в составе эскадры крейсировал в Черном и Азовском морях. Заходил в Керчь, Таганрог, Балаклаву.

1775 – Переведен из Азовской флотилии в Санкт-Петербургскую корабельную команду.

20 августа – Произведен в капитан-лейтенанты.

1776, 15 июня – 12 сентября – Совершил на фрегате «Северный орел» переход по маршруту: Копенгаген – Английский канал – Атлантический океан – Гибралтар – порт Магон-Ливорно. По прибытии в Ливорно назначен командиром фрегата «Св. Павел».

1777 – Командуя фрегатом «Св. Павел», совершил переход через Архипелаг, Дарданеллы, Мраморное море в Константинополь.

1778 – Командуя фрегатом «Св. Павел», плавал по Средиземному морю между Ливорно и Гибралтаром.

1779, 24 мая – Командуя фрегатом «Св. Павел», возвратился из Средиземного похода в Кронштадт.

Декабрь – По приказу из Адмиралтейств-коллегии командирован в Рыбинск и Тверь для доставки в Петербург корабельного леса.

1780, август – 15 сентября – Командовал придворными яхтами на реке Неве, после чего был откомандирован в Кронштадт.

сентябрь – Назначен командиром 64-пушечного корабля «Виктор».

1781, март – Совершил новый переход от Кронштадта до Ливорно.

1782, 1 января – Произведен в капитаны 2-го ранга.

– Командуя кораблем «Виктор», вернулся из Средиземного похода в Кронштадт.

2 августа – 11 сентября – Проводил ходовые испытания фрегата «Проворный» и фрегата «Св. Мария».

1783, июнь – Переведен в Черноморский флот с назначением командиром строившегося в Херсоне корабля № 4.

– Организовал борьбу с чумой.

1734, 1 января – Произведен в капитаны 1-го ранга.

3 мая – Награжден орденом Св. Владимира 4-й степени за успешные действия в борьбе с чумой. Назначен командиром вновь построенного линейного корабля «Св. Павел».

Май – август – Руководил проводкой линейного корабля «Св. Павел» от Херсона до Севастополя.

1786 – Командуя кораблем «Св. Павел», находился в составе Севастопольской эскадры.

1787, 16 мая – Произведен в капитаны бригадирского ранга.

1788, 3 июля – В сражении у острова Фидониси командовал авангардом и нанес поражение турецкому флоту.

22 октября – За храбрость и мужество в сражении у острова Фидониси награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

1789, 14 апреля – Произведен в контр-адмиралы.

Апрель – Вступил в командование корабельным флотом, базирующимся на Севастополе.

1790, 14 марта – Назначен командующим Черноморским корабельным флотом.

2-12 июля – Вышел с флотом к Керченскому проливу, ввиду появления турецкой эскадры.

8 июня – Нанес поражение турецкому флоту у мыса Таклы.

29 июля – Награжден орденом Св. Владимира II класса.

28-29 августа – Имея флаг на «Рождествие Христовом», атаковал турецкий флот между Тендрой и Гаджибеем и в двухдневном сражении разгромил его.

16 сентября – За победу у Тендры награжден орденом Св. Георгия 2-й степени.

1791, 11 января – Назначен старшим членом Черноморского адмиралтейского правления.

31 июля – разгромил у мыса Калиакрия турецкий флот в четырехчасовом сражении.

14 октября – За победу при Калиакрии награжден орденом Св. Александра Невского.

1792, январь – ноябрь – Продолжал командовать корабельным флотом. Руководил дальнейшим строительством Севастополя.

1793, 2 сентября – Произведен в вице-адмиралы.

1796, март – июнь – Получил приказ привести Черноморский флот в боевую готовность на случай нападения французского флота.

1798, 13 августа – После получения приказа Павла I от 25 июля отправился с эскадрой из Севастополя в Константинополь для соединения с турецкой эскадрой.

24 августа – 5 сентября – находился в Константинополе. Участвовал в разработке планов и соглашения о совместных действиях русского и турецкого флотов.

8 сентября – Вышел с эскадрой из Константинополя. Соединился в Дарданеллах с турецкой эскадрой адмирала Кадыр-бея.

Октябрь – ноябрь – Освобождение Ионических островов.

Конец октября – февраль – Организовал осаду Корфу.

28 ноября – Награжден за взятие острова Цериго бриллиантовыми знаками к имеющемуся ордену Св. Алексантра Невского.

21 декабря – За взятие острова Занте награжден орденом Св. Иоанна Иерусалимского.

1799, 18 февраля – Бомбардировка крепости. Штурм о. Виго.

20 февраля – Капитуляция гарнизона Корфу.

Март – июнь – Формирование органов самоуправления по указанию Ушакова из представителей всех классов населения Ионических островов.

25 марта – За взятие крепости и острова и острова Корфу произведен в адмиралы.

15 апреля – 3 июня – Выделенный Ушаковым отряд капитана 2-го ранга Сорокина освободил от французов южное побережье Италии. Десант капитан-лейтенанта Белли пересек Апеннинский полуостров, взял Неаполь.

25 июля -1 августа – Командуя соединенным русско-турецким флотом, совершил переход из Корфу в Мессину.

19 августа – Отправил из соединенной эскадры отряд капитана 2-го ранга Сорокина в Неаполь.

4-8 сентября – Уход турецкой эскадры в Константинополь.

Октябрь – Обратился к неаполитанскому правительству с настоятельным предложением прекратить террор в Неаполе, объявить свободную амнистию.

21 декабря – Перешел с флотом из Неаполя в Мессину, где получил приказ Павла I о возвращении в Черное море.

1800, 7 января – Прибыл с эскадрой на остров Корфу, где был намечен сбор всех кораблей русской эскадры для возвращения в Россию.

Февраль – июль – Жители Республики Семи Островов преподнесли Ушакову золотой меч, осыпанный алмазами (Корфу), золотой меч и серебрянный щит (Занте), золотые медали с благодарственными адресами (Кефаллония и Итака).

5 июля – Эскадра Ушакова, вышла из Корфу в Константинополь.

14 сентября – За освобождение неаполитанских областей Королевства Обеих Сицилий; награжден орденом Св. Януария 1-й степени.

26 октября – Совершив переход через Эгейское море, Дарданеллы, Константинополь, Босфор, вернулся с эскадрой в Севастополь.

1801 – Составлял исторический, материальный и финансовый отчеты об Ионической кампании.

1802, 21 мая – Переведен на Балтику главным командиром гребного флота.

1804 – Дополнительно назначен начальником флотских команд.

1806, 19 декабря – Рапорт об отставке.

1807, 17 января – Уволен в отставку.

1809 – Поселился в Тамбовской губернии.

1812 – Был избран дворянством Тамбовской губернии начальником создавшегося народного ополчения.

1812-1813 – Жертвования на излечение солдат-калек, участников войны 1812 года.

1817, конец сентября – Скончался в своем имении.

2 октября – Погребен в Санаксарском монастыре Темниковского уезда Тамбовской губернии (ныне Республика Мордовия).